Мальчишеское, в сущности, имя, казалось, наделило малышку и мальчишескими же пристрастиями. Аркадий Владимирович, очень горевавший после смерти сына, тому не препятствовал, даже наоборот. Разумеется, девочку учили, как положено, всевозможным дамским премудростям – но это зимой. Танцы, французский и английский языки, рукоделие, кухонные хитрости – ведь даже десяток кухарок не обеспечит достойного стола, если ты не знаешь, как, что и из чего готовится, управление штатом прислуги и прочие полагающиеся благородной барышне навыки. Аркадия впоследствии не раз благословляла свое – специфически, казалось бы, «буржуйское» – воспитание. Если умеешь вышивать тончайшие кружева, штопка носков и починка прохудившихся галифе не станет для тебя проблемой. Если умеешь варить «царскую» уху, то и «суп из топора» приготовить сможешь. А уж каким полезным оказался навык управления прислугой, и сказать нельзя. Ничего, что никаких горничных и лакеев не осталось, люди-то не изменились: уж если ты умеешь с ними управляться, то уж умеешь. Но все это проявилось значительно позже, а пока ее просто учили всему, что положено знать и уметь девочке – будущей женщине.
Летом же выезжали на дачу. «Именьице» Аркадий Владимирович прикупил вскоре после переезда в Москву – в Подольском уезде, чтоб зелено, но неподалеку от Первопрестольной, чтоб от дел не отрываться. Именьице было небольшое, полсотни десятин и домик комнат на десять – двухэтажный, с мансардой. Тут стремительно подрастающая Аркадия с восторгом осваивала верховую езду не только в дамском седле, но и по-мужски, и даже «охлюпкой» – вовсе без седла, плавание в местной речушке со смешным названием Конопелька, училась стрелять из егерской берданки и подаренного дедом лука. Осенью, когда приходила пора возвращаться «в город», грустила и сердилась дня три.