Фамильные ценности, или Возврату не подлежит

А потом, заглянув как-то к деду в комиссариат, она встретила там беседовавшего с Солнцевым блестящего красного командира, улыбчивого ясноглазого красавца Ивана Быстрова, ближайшего соратника Михаила Тухачевского. Аркадия влюбилась не только в самого Ивана, ей ужасно нравились все они, его друзья и сослуживцы – молодые, веселые, рисковые парни, и до «тридцать седьмого года» еще было далеко. Ее неудержимо пленял и притягивал дух постоянно витавшей вокруг них опасности.

Свадьбу сыграли, не дождавшись даже двадцатилетия Аркадии. Впрочем, какая там свадьба, не свадебные были времена, совсем не свадебные. Тихо «записались» у ведавшего свадьбами, рождениями и смертями хмурого чиновника, Аркадия даже фамилию менять не стала, так многие тогда делали, да в особнячке у Серпуховской заставы устроили небольшое застолье. Ни белого платья, ни фаты, ни, разумеется, Мендельсона…

Аркадия Привалова вздохнула и отложила дневник. Вот бы на Балькиной свадьбе погулять, вот только сложится ли?.. События стремительно завертелись, и ей оставалось только наблюдать за ними издалека. Внук должен справиться сам, доказать, что он истинный Привалов. Пусть не по имени, но по духу, что, конечно, гораздо важнее.

* * *

Если бы только она не называла его «малышом»!

Ну какой он, к черту, «малыш»?

Может, когда-то, пятнадцать лет назад, когда он, юный самоуверенный провинциал, ступил на заплеванный перрон Казанского вокзала, – может, тогда он и был «малыш». Но теперь-то! Теперь он взрослый, даже, можно сказать, солидный мужчина, практически хозяин жизни. Ну или по крайней мере – модного, очень не дешевого «заведения». Мало ли, кем он был когда-то!

Фамилия Штерн досталась Глебу от прадеда – сосланного в среднеазиатские степи поволжского немца, одного из многих таких же. И прозрачно-светлые глаза – должно быть, от него же. Хотя цвет глаз вполне мог быть и русским. Или латышским. Черт их разберет, предков. Там, похоже, целый интернационал отметился. Вот высокие скулы, широко и чуть косо поставленные глаза и такие же – взлетающими к вискам крыльями – брови, да смугловатая плотная кожа – это, наверное, от казахских предков. Или от башкирских.

Вообще-то Глеб не особенно интересовался своей родословной. Какая разница, кто и каких кровей в нем намешал! Зато результат нравился ему чрезвычайно. И, выходя из вонючего плацкартного вагона, где в трех отсеках орали дети, а еще в двух гуляла дембельская компания, он был убежден: Москва покорится ему прямо завтра. Она ведь женщина, разве нет? Ну так женщины на него всегда пачками вешались – начиная от одноклассниц и заканчивая преподавательницами соседнего института, куда он всю последнюю школьную зиму ходил на подготовительные курсы.

Ну да. Москва, можно сказать, покорилась. Хотя далеко не с той легкостью, о которой мечталось под ор пьяных дембелей.

В Плехановку Глеб, конечно, не попал. Ну и ничего удивительного – там же все схвачено и все куплено. Да и ничего страшного, что не попал, подумаешь! Чего-чего, а экономических и тому подобных факультетов навалом, практически на каждом углу. В Плешке еще и пахать бы пришлось, как проклятому, чтоб на должном уровне учиться, одной сообразительностью и хорошей памятью не обойдешься. А так еще и время для подработки оставалось. Ну а как без этого – денег не хватало катастрофически.

Курсе на третьем он очень удачно пристроился в какую-то контору. Фирмочка была так себе, типа «Рога и копыта», зато работа практически по специальности. Удачно, ага. Владелец конторы сразу как-то странно стал на него поглядывать, и вообще. Отыскивая документы в шкафу, вставал вплотную, по плечу трепал одобрительно – и если бы только по плечу. Глеб, все-таки он был не совсем дикий, понял все быстро. Да и раздумывал недолго. В конце концов, если бы владелицей конторы была баба, которая так же начала бы тянуть его в койку – разве он упирался бы? Ну так и какая разница?