Фамильные ценности

– Ну а мы тоже никак: комнату пристраивали. Извиняйте! – оправдалась Надя, споро собирая тарелки из-под лапши. Всё у неё, как обычно, горело в руках: грязная посуда моментально исчезала, бутылки в нужный момент появлялись и открывались сами собой, и горки пирожков вырастали посередине стола. И пристраивалась комната, и пололся огород… Иногда Зое казалось, что всё это проворство – напоказ и в укор ей. Ещё с юности, с до-замужества, присутствовал у них элемент соперничества: ловкая сельская девчонка и городская неумеха. Смутно вспомнилось, как однажды Надежда с новорожденной дочкой на руках одной рукой варила борщ… А Зоин Пашка, ещё грудничком, если Зоя его кормила и Толик начинал с ней хотя бы разговаривать, – тут же принимался ворчать, не отпуская груди, – ругался…

Но одновременно Зоя чувствовала себя как бы незаслуженной обладательницей несметных городских сокровищ: асфальтированных улиц с трамваями и иномарками, и рынков вкупе с супер– и гипермаркетами, и даже кинотеатров (в которых она, правда, не бывала уже лет пятнадцать) по соседству с ресторанами (в которых не бывала практически никогда). И, однако, всё это досталось ей совершенно даром, по месту жительства, в то время как Надины трудовые будни протекали в ограниченном пространстве восьми соток между домом, огородом и летней кухней…

Зато при такой скорости жизни стареть Наде было, понятное дело, некогда, и потому она сохраняла в полной неизменности смуглое лицо с быстрыми чёрными глазами и гладкие волосы. Разве что пополнела немного.

– Что, растолстела? – на ходу бросила Надя, словно прочитав её мысли, и окинула знакомым насмешливым взглядом, в котором Зоя прочла дополнительно: «У нас-то тут фитнес-клубов не водится!»

Зоя не нашлась, что ответить, и только опустила глаза, как уличённая в мелкой пакости.

– Да что на вас обижаться… Мы и сами на похороны не выбрались, хоть вот на девять дней, – говорила тем временем мама.

– А и холодно сегодня! Восемь градусов – шутка ли? Не-е-ет, надо тёплые носочки надевать! – торжественно объявила басом на весь стол старуха в мужском пиджаке. Эта бабушка, видно, забыла, куда пришла. Не ориентировалась в обстановке…

– А чего ж Павлуху не взяли? – спросил Сергей, троюродный брат. Он смутно помнился Зое длинным, худым и белобрысым, а теперь через стол сидел коренастый мужчина, стриженый почти под ноль, со странно смуглой нижней частью лица. И всё же полусмуглое это лицо было узнаваемо. Сергей считался в семье немного тугодумом, зато не важничал и девчонок, Зою и Люси, не обижал. Недаром же и Надежда его выбрала… Зоя отчего-то не сомневалась, что замужество, как и все свои дела, она организовала быстро и споро. – Я его видел – не помню, в третьем классе, не помню, в четвёртом?

– На хозяйстве Павлуха! За двумя домами смотрит. Шестнадцатый год хлопцу, – ответила за Зою вездесущая Надежда.

Никогда дома они не называли Пашку ни Павлухой, ни хлопцем. Даже странно было, что эти, по сути, незнакомые люди запросто расспрашивают о нём. Половину сидящих Зоя вообще видела первый раз. Тощий седой дедок сидел очень прямо и смотрел перед собой в скатерть. А какая-то бабка в пёстром платке и цыганских серьгах, наоборот, таращилась на неё во все глаза. Зоя жевала кусок жареной рыбы и мечтала поскорее отсюда выбраться. Нет, всё же надо было отговорить маму ехать… Всё равно здешняя новая жизнь уже бесследно вытеснила предыдущую, оставшуюся в детских Зоиных воспоминаниях.

Тогда, например, здесь было всегда светло – может, потому что мебели стояло раз-два и обчёлся? И окна не обзавелись ещё этими тяжелыми коричневыми шторами с подвязками…

– …Мебели, конечно, практически никакой у неё не было. Мы ведь, тёть-Люб, здесь всё сами: и диван с креслами, и стенку. У баб-Анфисы помните, что стояло? Буфет столетний, стол да четыре стула…

«Вот и очень хорошо было! – вмешалась Зоя – понятное дело, мысленно. – Зато светло, чисто всегда. У бабушки Анфисы никогда ни пылинки… Окна каждый месяц мыла».

– …Чисто у неё было, это точно. Ну и что с того? Всю жизнь проубиралась – то с веником, то с тряпкой… Крючком вот ещё вязала. Салфеток этих по всему дому… Вы, может, возьмёте на память?

«Салфетки возьмёте, ишь! – фыркнула про себя Зоя. – А воротник-то небось себе припрятала!» Этот воротник, вынимаемый из комода по великим праздникам, белоснежный, ажурный, словно сотканный из миллиона снежинок, Зоя мечтала когда-то надеть на чёрное, длинное, приталенное платье… и выйти в нём на сцену…

– Ну и молодец, чистюля была Фиса! – вдруг подал тонкий голос дедок. – Жила как ей нравилось. А нравилось ей, чтоб всё блестело! – и тоненько засмеялся.

– А я что говорю… молодец, конечно, – спохватилась Надя. Схватила стопку тарелок и унеслась в кухню.

Бабка в цыганских серьгах сверкнула взглядом ей вслед.

– Восемь градусов! Шутка ли! – поддержала разговор старуха в пиджаке.

– …Да и Милка сто лет здесь не была, – говорили в это время на другом конце стола.

Имя «Милка» прозвучало знакомо. Но что это за Милка, вспомнить не удалось.