Фамильный шрам

В то утро медлил Питер сонный,
Не торопясь, сводил мосты
И примерял костюм фасонный,
Стесняясь дряхлой полноты.[15]
Над Медным всадником Фальконе,[16]
Оставшемуся в лексиконе,
Отдавши дань Батурину,[17]
Развеял смело пелену.
Из клочьев белого тумана
«Исакию» слепил парик,[18]
Который к куполу приник,
Кудряшки свесив, как сутану.
Всяк прикрывает наготу,
В пирах растратив красоту.

В окошко эркера под крышей,

Где сладко спал гардемарин,
Скользнул к подушке лучик рыжий,
Приплюснутый, как мандарин.
Ресницы тронул деликатно,
Щеки коснулся и обратно.
В июне солнцу невдомек,
Что кто-то поздно ночью лег
Из-за того, что «Пилигрим»,
Ведомый капитаном Диком,[19]
Блуждал в тумане многоликом,
Но был со злом непримирим.
Как сладко знать в пятнадцать лет,
Что выше чести счастья нет.

Алешка потянулся сладко
И сонно приоткрыл глаза.
Луч, словно яркая заплатка,
По пледу медленно сползал.
Указкой чиркнул половицу,
Понятно и не ясновидцу:
Блеснул на ручке у двери —
Балкон, мол, быстро отвори.
Пацан забыл про сладкий сон.
Влекомый тайным предсказаньем,
Заветной встречи обещаньем,
Прокрался тихо на балкон.
А тот, как мостик капитана,
Плывет над волнами тумана.

Бушует странный океан,

Касаясь ног босых прохладой.
То в центре вздыбится Титан,
То обратится вмиг армадой.[20]
Вот остров среди волн возник,
А в гавани пиратский бриг.[21]
«Веселый Роджер» на ветру[22]
Затеял с чайками игру.
Там вынырнул огромный кит,
Хвостом разбивши в щепы ботик.[23]
За ним вздымается под клотик[24]
Белесый вал. Бушприт трещит.[25]
И в ярких солнечных лучах
Нет недостатка в мелочах.
Но вдруг среди туманной пены,
Как вечный странник Одиссей,
Влекомый песнями сирены,[26]
Пацан услышал – «Алексей!»
Знакомый голос так встревожен,
Как сабля острая из ножен,
Звенит с укором строгих нот —
Где этот юный сумасброд?
Неровной старческой походкой
Прошаркал кто-то за спиной.
С угрозой, явно напускной,
Да и надеждою нечеткой
Позвал парнишку еще раз,
Как будто выполнил приказ.

«Ах, ваша светлость, что за шутки!

Не время в прятки нам играть».
И, не впадая в предрассудки,
Вошедший глянул под кровать.
Там не найдя гардемарина,
Слуга заметил, что перина
Давно покинута юнцом —
Его любимым сорванцом.
Улыбку спрятав за усами,
Старик скосился на балкон,
Где тюль от ветра бил поклон,
То надувался парусами.
Кто юн душой на склоне лет,
Бывает счастлив без монет.