Все собравшиеся на завтрак выглядели более счастливыми, раскованными и искренними, чем за все время после нашего сбора в Мас-а-Тьерре. В первый раз наблюдался общий подъем духа. После обмена впечатлениями стало очевидно, что Объект сдержала свое слово. Она явно осознала, что сотрудничество приносит свои выгоды, смирилась с положением и больше не пойдет на осложнения. Фактически, мне показалось, что она не просто пошла навстречу остальным, но, преодолев отвращение и нежелание, предложила им свою дружбу. Меня позабавила мысль о том, как бы они отреагировали, зная, или хотя бы подозревая, о чувствах Объекта ко мне. Мы с Объектом будем хранить нашу тайну.
Во всяком случае, вследствие вызванного Объектом подъема духа, были предложены некоторые специфические пункты, по каждому из которых было проведено голосование.
Механик предварил первый пункт, заявив Бухгалтеру: «Ну что, теперь ты согласен? Ты не можешь назвать это насилием, верно?» — «Теперь не могу», — дружелюбно отвечал ему Бухгалтер.
Затем Механик поднял вопрос, о котором я тоже собирался упомянуть.
— По-моему, она ведет себя достаточно мирно и дружелюбно, чтобы можно было освободить ее.
— Несомненно, — отвечал я.
— Она неопасна, — искренне подхватил Страховой агент.
Единственное робкое сомнение было высказано Бухгалтером:
— А вы уверены, что это будет абсолютно безопасно?
— Абсолютно, — сказал Страховой агент. — Конечно, вначале мы как следует обезопасим комнату. Сейчас на ее внутренней двери имеется засов. Мы сможем снять засов с другой двери, где он нам не нужен, и использовать его снаружи ее комнаты. Таким образом, когда один из нас будет находиться с ней, он сможет закрываться изнутри, а когда он покинет комнату, мы запрем ее на наружный засов, чтобы Объекту в голову не лезли ненужные мысли.
— Ага, — согласился Механик — Лишний засов есть на задней двери в кухне. Он нам не нужен. Я отвинчу его.
Бухгалтер был удовлетворен этими мерами предосторожности.
Страховой агент подвел итог новому решению:
— И так, с сегодняшнего вечера она получает полную свободу внутри своего помещения. Она может двигаться сколько ей угодно, посещать в любое время ванную, читать и так далее.
Это вдохновило нас еще на несколько быстро принятых пунктов. Все они являлись маленькими уступками Объекту в награду за здравый смысл и хорошее поведение.
Бухгалтер предложил снабдить ее переносным телевизором. Он сказал, что это немного развлечет ее. Мы согласились, убедившись, что он не транслирует местный коммерческий канал, что могло бы выдать наше местонахождение, и не ловит местную высокочастотную станцию.
Страховой агент предложил снабдить ее комнату спиртным и несколькими бокалами, чтобы «оживить атмосферу». Механик возразил против стеклянной посуды, которая может быть обращена в способное нанести ранение оружие, и предложил замену в виде пластикового контейнера и таких же чашек. Предложение было принято единогласно.
Я, со своей стороны, посоветовал выдать ей несколько книг и журналов, привезенных мною с собой, чтобы предоставить ей альтернативное развлечение. Возражений не было.
Наша беседа носила дружеский характер, доказывая, что люди из разных слоев общества могут уживаться в согласии, если они счастливы и интересы их совпадают.
Все предвкушали свои вечерние рандеву с Объектом. Страховой агент извлек колоду карт, и, согласно нашему обычаю, мы вытянули карты, определяя в зависимости от деноминации очередность посещений.
На сегодняшний, воскресный, вечер порядок визитов следующий: первый — Страховой агент; второй — Бухгалтер; третий — Писатель (ваш покорный слуга); четвертый — Механик.
Большие надежды. Как говорил Джон Саклинг в семнадцатом веке: «Надежды приносят благодать. Небеса не были бы таковыми, узнай мы их близко»…
Весь этот день и вечер, — еще не кончившиеся, поскольку предстояло обслужить еще одного, — она страдала от растущего чувства шизофрении.
Она уже испытывала похожее чувство несколько раз за время своей карьеры, переживая раздвоение личности на протяжении суток. В рабочее время она погружалась в фиктивную роль, вживаясь в чужую жизнь для студии, а в свободные часы после работы возвращалась в собственное «Я», в которое верила, но которое казалось ей менее реальным. Задача отделения себя от второго «Я» всегда приводила ее в смущение и потрясение, хотя в последние годы она научилась справляться с выделением подлинной личности лучше и не позволяла киноролям, которые она играла, касаться настоящей Шэрон Филдс.