Фан-клуб

Но он забыл о ней, его не трогало ее сопротивление. Теперь он отпустил ее затекшие усталые ноги и находился полностью между ними и над ней, опустив руки ей на плечи и двигаясь как сумасшедший, длинными толчками. Скинуть его было невозможно, ее ягодицы были прижаты к кровати. Она подняла ноги и стала бить его пятками в спину, но полубессознательно поняла, что возбуждает его этим еще больше.

Он ехал на ней все сильнее и сильнее, не меняя темпа, безжалостно — только орудие его садистской злобы и победы врывалось, как кулак, в ее середину. Ее сопротивление слабело, ее бьющим ногам не удавалось вывести его из равновесия, прервать его, это только побуждало его к более глубокой, безжалостной казни.

Это было похоже на шатун, вставленный в ее плоть, движущийся туда-сюда со скоростью сто миль в час, сошедший с ума и раздирающий ее пополам.

О, Господи, без толку. Ее ноги больше не действовали. Ее душили боль и унижение, слепили слезы возмущения и ненависти. И должно же это было случиться из всех женщин именно с ней — после всех бесконечных лет борьбы за свободу, благополучие, за независимость и безопасность оказаться разбитой и разодранной на части бездумным, бессердечным и примитивным животным. О Господи, позволь мне умереть, навсегда.

Внезапно ее горящее тело наполнилось до предела, злокачественная опухоль еще раз разнесла, как на дыбе, ее половинки; она кричала во всю силу легких, но никто не слышал, затем она почувствовала как он напрягся на ней и испустил глубинный вздох, похожий скорее на стон, ощутила его алкогольное дыхание на лице и бесконечную гнилую поллюцию, заполнившую каждый уголок ее существа.

Наконец он завершил. Он опустил на нее весь вес своего костлявого тела, вздыхая и задыхаясь.

Еще полминуты, минута, и он снялся с нее. Еще одно старое доброе изнасилование к коллекции под его поясом.

— И так, это была Шэрон Филдс, — услышала она его слова.

Она лежала как мертвая, едва дыша, как покалеченное животное, неспособная больше к сопротивлению. Ее тело опустилось и поднялось вместе с матрасом, когда он встал с кровати. Она слышала, как он идет в ванную, заметила за закрытыми веками свет, услышала звук спускаемой воды.

Когда она открыла глаза, он стоял у прикроватного столика и натягивал брюки. Затем, затянув кожаный пояс, подошел к кровати и окинул ее взглядом.

— С тобой все в порядке, детка, — добродушно заметил он, — но в следующий раз ты будешь лучше. Когда ты научишься сотрудничеству, ты увидишь, насколько это лучше. Ты доставила мне некоторые неудобства. Заставила меня работать. Ты принудила меня кончить раньше, чем обычно. Но я обещаю тебе, в следующий раз мы сделаем это на всю катушку.

Она лежала, глядя в потолок, погрузившись в свои ощущения, чувствуя грязную влагу внутри и вокруг себя, снова ощущая себя на грани самоубийства.

— Ты должна признать, — говорил он, — что это не причинило тебе вреда, ничего не изменило. Так о чем же было шуметь? Все кончилось, это просто небольшое развлечение, так почему бы тебе с этих пор не расслабляться?

Она крепко закусила свой кляп и глаза ее снова заполнились злыми слезами.

Он оглядывал ее.

— Хочешь, я застегну тебе платье?

Ее глаза безразлично, не реагируя, смотрели мимо него.

Злодей пожал плечами. Он закрыл обе половинки ее юбки, не застегивая.

— Смотри, как бы ты здесь не простудилась, — потянувшись к ее затылку, он стал развязывать платок. — Думаю, ты заработала право дышать получше. — Развязав платок, он вытащил его у нее изо рта и сунул в карман. — Ну вот, детка. Лучше, не так ли?

Язык и горло ее слишком пересохли, чтобы говорить.

Она провела языком по небу и щекам, чтобы смочить, и это ей наконец удалось.

Он был уже у двери из спальни, когда к ней вернулся дар речи.

— Ты, грязный ублюдок! Чертов, мерзкий, грязный подонок! Я доберусь до тебя, я тебя кастрирую, убью тебя, если даже на это потребуется вся жизнь! Я доберусь до тебя!

Отперев дверь, он оглянулся через плечо и ответил ей широкой ухмылкой.

— Но ты уже меня имеешь, детка. Целиком и полностью, как никогда в жизни.

Издав вопль, она разрыдалась, в то время как он закрывал дверь.

Через десять минут, приготовив себе сэндвич с сыром на кухне и налив высокий бокал пива, Шивли удобно расположился на диване в гостиной, наслаждаясь поздней закуской после давно желанной сигареты. Он жевал сэндвич, потягивая пивную пену, и старался не слышать стенаний, доносившихся из главной спальни за углом.

Он считал, что ее комната достаточно изолирована от других и звуконепроницаема. Но звуки ее плача были слышны на всем пути по коридору до кухни, а теперь он слышал их в гостиной, и он подумал, что неплотно закрыл ее дверь.