Последней остановкой Зефиреллы Мортис был маленький французский городок недалеко от немецкой границы. Чен следил за ней с растущим в душе недоумением. Она посетила старинный дом-музей, когда-то принадлежавший графам д’Анжу, заглянула в архив, прогулялась по монастырю. Монастырь этот получил широкую известность благодаря ценнейшим рукописным и первопечатным книгам, на удивление историков сохранившимся в отличном состоянии со времен Средневековья. Нюх Рыжего Хвоста работал безупречно – Чен мог проследить перемещение Поглотительницы с точностью до сантиметра. Через несколько дней Зефирелла Мортис наконец-то покинула Землю и устремилась в Космос. Охотничий пес вернулся и незримый, виляя пушистым хвостом (Чен почему-то очень ясно представлял этот хвост), сел у ног хозяина. Он принес хорошую добычу.
Чен успел рассказать о Зефирелле Мортис только Шарову. После смерти Белого Облачка в его жизни и душе образовалась пустота. Старый учитель не мог ее заполнить, но оказал ученику поддержку, работая с ним бок о бок и по большей части помалкивая. Именно Шаров первым высказал предположение, что Зефирелла Мортис прилетала на разведку. Чен был склонен согласиться с ним, и ученые продолжили работу. Они скачивали огромные объемы жизненно важной для Земли информации, подобно Зефирелле Мортис перенося ее в защищенные модули: принцип хранения теперь не представлял для них тайны. Одновременно они разработали множество типов блокировщиков, способных остановить существ, подобных Зефирелле Мортис.
«Она убила Эмили!» – думал Чен и ненавидел Поглотительницу, хотя понимал, что девушка все равно бы скоро умерла. Но каждый лишний день жизни – величайшая ценность! Чена печалило, что никто, кроме него и Шарова, не знает о героическом поступке подруги, подманившей Зефиреллу Мортис силой своего духа и разума
Они ждали Поглотителей скоро, но те прилетели лишь через девять лет. Шаров выглядел уже глубоким стариком, но ум его был все так же ясен. Он продолжал посещать сайты знакомств (Чен снисходительно подсмеивался над этой маленькой слабостью), но так никого и не встретил. Основное время профессор работал с любимым учеником. За эти годы произошло нескольких серьезных информационных катастроф, и проблема хранения и защиты данных вышла на первый план. Чен с Шаровым наконец-то получили карт-бланш на создание блокирующих установок на подходах к Земле.
В их ловушку и попали Поглотители, ведомые Зефиреллой Мортис. Чен и его многочисленные к тому времени помощники окружили стаю, подсунув им гигантскую мемориолу-иллюзию. Враги кинулись на приманку и были захвачены и обезврежены. Чен изменил механизм питания Поглотителей, и отныне мемориолы могли без потерь передавать информацию во все уголки Вселенной. Поглотители покинули Землю, так до конца не поняв, что случилось. Зефирелла Мортис уцелела. Она уже слишком хорошо знала Чена и не поддалась на обман. Многочисленная алчная родня не услышала ее отчаянных призывов и была переработана и выброшена. Теперь у Разведчицы осталось с ними мало общего.
Чен догнал Поглотительницу во Франции. Она стояла у дома графов д’Анжу, задумчиво разглядывая окна второго этажа. Зефирелла Мортис тысячелетиями привыкла пожирать и уничтожать. Только Чен мог понять, чего ей стоило научиться созидать. Творением Разведчицы была она сама. Молодая женщина лет двадцати восьми со спокойным, как бы застывшим лицом.
– Здравствуйте, Зефирелла, – сказал Чен
Женщина подняла голову и одарила его слабой, немного искусственной улыбкой.
– Мне не нравится это имя, – отвечала она тихим приятным голосом, – ты, гений, можешь звать меня Белым Облачком.
В ее больших светло-карих глазах не было никакого сходства с черными раскосыми глазами Эмили. Но у Чена гора с плеч свалилась.
Зефирелла Мортис провела его по музею, на минуту задержалась у клавикордов Батильды д’Анжу, вытянув руку, как будто хотела потрогать клавиши, а затем остановилась у небольшого, потемневшего от времени женского портрета, в котором Чен с удивлением увидел явное сходство со своей спутницей.
– Бывает, что одна несправедливость раскрывает глаза на другие, – сказала Зефирелла, – эту женщину казнили безвинно. И она была совершенна. И очень добра. Нельзя было убивать ее.
Чен пожал плечами. Портрет был так себе