– Да! – ответила Кэт. – Ведь когда я пишу о персонажах Джеммы Т. Лесли, иногда – в каком-то отношении – я и впрямь лучше ее. Знаю, как безумно это звучит, но также я знаю, что это правда. Я не бог. Я никогда не смогла бы создать Мир Магов, но я очень, очень хорошо умею манипулировать этим миром. С чужими персонажами я могу создать намного больше, чем со своими. Мои персонажи просто… наброски.
– Но в литературе фанфикшен некуда двигаться. Это провальная яма.
– Я могу писать, чтобы читали другие. Множество людей читают фанфики.
– Так ты не заработаешь себе на жизнь. Не сделаешь карьеру.
– И сколько людей делает карьеру писателя? – фыркнула Кэт.
Ей казалось, что внутри все трещит. Нервы. Сердце. Пищевод.
– Я буду писать, – сказала она, – потому что люблю это занятие, как другие, например, вязание… или скрапбукинг. Я найду другой способ заработать.
Профессор Пайпер отклонилась назад и скрестила руки на груди:
– Я больше не буду обсуждать с тобой фанфикшен.
– Хорошо, – шепнула Кэт.
– Но наш разговор еще не закончен. – (Кэт вновь тяжело вздохнула.) – Боюсь… боюсь, ты так и не сможешь раскрыть то, на что способна… что ты и я не увидим тех чудес, которые таятся в тебе. Ты права, ничто из сданного тобой в прошлом семестре не сравнится с романом «Саймон Сноу и Наследник Мага». Но у тебя такой огромный потенциал. Твои персонажи столь живые, Кэт, что вот-вот спрыгнут со страниц.
Кэт закатила глаза и вытерла нос о плечо.
– Могу я тебя кое о чем спросить? – сказала профессор.
– Уверена, что вы и так спросите.
Женщина улыбнулась:
– Ты помогала Нику Мэнтеру с итоговым проектом?
Кэт уткнулась взглядом в угол потолка и быстро облизнула нижнюю губу. Наружу рвался новый поток слез. Черт подери! А ведь прошел целый месяц без плача.
Она кивнула.
– Я так и думала, – тихо сказала преподавательница. – Я буквально слышала твой голос. В самых лучших отрывках… – (Ни один мускул на лице Кэт не дрогнул.) – Ник – мой ассистент, он только что был здесь, кстати говоря, и он перешел в мою продвинутую группу по литературному мастерству. Его стиль… несколько изменился.
Кэт уставилась на дверь.
– Послушай, – не унималась профессор.
– Да? – ответила Кэт, не глядя на преподавателя.
– А давай мы заключим сделку? – (Девушка молча ждала.) – Я не поставила тебе оценку: надеялась, что ты придешь поговорить со мной. И я не обязана пока ее ставить. Я могу дать тебе остаток семестра на написание рассказа. Ты шла к твердой отметке «А», может, даже с плюсом.
Кэт подумала о своем среднем балле. И о стипендии. В этом семестре ей нужно было получить высшие отметки, если она собиралась здесь остаться. Шанса на ошибку не было.
– Вы можете это сделать?
– Я могу делать что угодно с оценками своих студентов. Я бог в этом маленьком мирке.
Кэт вдавила ногти в ладони.
– Можно мне подумать?
– Конечно, – жизнерадостно сказала профессор Пайпер. – Если решишься, то я бы хотела регулярно встречаться с тобой в течение семестра, чтобы обсудить твои успехи. Вроде независимой работы.
– Хорошо, я подумаю. Я… э-э… спасибо.
Кэт взяла сумку и встала. Оказавшись слишком близко к преподавательнице, опустила глаза и посеменила к двери. Взгляд она подняла, только выйдя из лифта на своем этаже общежития.
– Арт слушает.
– Так ты отвечаешь на телефон?
– Привет, Кэт.
– Почему не «добрый день»?
– Мне не нравится «добрый день». Тогда я похож на чокнутого, которому никогда раньше не звонили, поэтому он понятия не имеет, как себя вести. Добрый день?
– Как чувствуешь себя, пап?
– Хорошо.
– Насколько хорошо?
– Я каждый день ухожу с работы в пять часов. Ужинаю с бабушкой. Только этим утром Келли сказал мне, что я выгляжу впечатляюще стабильным.
– Вот это как раз и впечатляет.
– Он совсем недавно сообщил мне, что мы не можем использовать Франкенштейна в нашем заказе на «Франкенбобы», потому что он более никому не интересен. Деткам зомби подавай.
– Но они же называются не «Зомби-бобы».
– Будут, если так захочет чертов Келли. Мы продвигаем «Зомбобовые колбаски».
– Ух ты, и как ты вышел из этого «стабильным»?
– Представлял, как поедаю его мозг.
– Пап, я все же впечатлена. Эй… я, наверное, приеду домой на следующие выходные.
– Если хочешь… Только, Кэт, не беспокойся за меня. Когда ты счастлива, мне намного лучше.
– Что ж, я счастлива, когда не беспокоюсь за тебя. Симбиоз какой-то.
– Кстати, об этом… Как дела у сестры?
Насчет беспокойства папа ошибался. Кэт нравилось беспокоиться. Тогда она казалась себе инициативной, даже будучи совершенно беспомощной.
Как в истории с Ливаем.
Кэт не могла знать, увидит ли она Ливая в студгородке, зато могла переживать – может, тогда этого не случится. Что-то вроде вакцины от беспокойства. Или словно смотреть за чайником, чтобы тот не выкипел.
В голове крутилась успокаивающая пластинка: Кэт переживала, что встретит Ливая, а затем перечисляла все причины, по которым это не могло произойти.
Во-первых, Рейган обещала держать его на расстоянии.