Фанатки тоже пьют кофе на завтрак

Мне было холодно, холодно и страшно… и темно… Ни звука, ни шороха, ни взрывов салюта. А топь черноты все затягивала и затягивала, не давая пошевелить ни рукой, ни ногой. Голова шумела, заглушая все звуки.

И вдруг до меня дошло… Все будут счастливы, но только без меня.

***

– Настя!

Кто-то звал меня в этой темноте. Я слышала голос, он притягивал, просил, но, как я не пыталась, не могла выбраться из этой мглы.

– Настя, открой глаза?! Пожалуйста, открой?! Все будет хорошо… Господи, помоги!

Я пыталась открыть глаза, но что-то мне мешало какой-то невидимый противник мешал мне вернуться назад, туда к деревянному сараю, где Алексей… Тут мои мысли путались, я задрожала, чувствуя, как темнота забирается мне под кожу.

– Женя, как она? – это был Иван.

Ваня здесь, думала я, он поможет, он всегда спасет свою сестренку. Он любит меня. Я не одна.

– Пытается открыть глаза! – кричал второй голос. – Жива она, жива! Жми, Вань, жми!

Вдруг нас тряхнуло, и я опять начала погружаться в темноту, потеряв связь с голосами.

Собрать все силы и опять приоткрыть глаза теперь я смогла не скоро, кажется, прошло очень много времени, но я видела свет, хотя передо мной все расплывалось. Я старалась дотянуться до луча, но глаза слепило.

– Зрачок реагирует, – сказал кто-то. – В операционную, срочно!

***

Сон. Мой сон был так реален, как тогда в самолете, и я уже не так боялась, когда поняла, где нахожусь. Я ощущала теплоту кресла, в котором я сижу, его мягкость, легкую шершавость подлокотников и знакомый запах попкорна. Я уже чувствовала эту темноту, она была другой, теплой, родной и знакомой.

Я вытягивала руки вперед и не видела их, но знала, что скоро все изменится.

– Ты здесь? –спросила я.

И голос ответил:

– Да.

– Я скучала, – созналась я.

Голос звучал близко и отчаянно:

– Я тоже.

– Почему я здесь? – опять спрашивала я.

– Чтобы кое-что вспомнить…

– Опять? – удивлялась я.

– Похоже, тебе тоже пора идти на бокс… – усмехнулся голос.

Яркая вспышка впереди меня ослепила, как в прошлый раз во сне, и на секунду я зажмурила глаза, стараясь привыкнуть. Экран отсчитывал: девять, восемь, семь…

– Мне страшно, – неожиданно проговорила я.

– Мне тоже страшно, – прошептал над ухом голос.

На экране замелькали картинки, от которых стыла кровь в венах и спина покрывалась стальным холодом. Я дрожала, вспоминая все то, что случилось возле сарая. Как стеклянная бутылка разбилась о мою голову, как холодная жидкость смешалась с горячей красной, как заскрежетало стекло, врезаясь в живую плоть. Как кричала мама, как брат пытался затащить меня в машину. Как трясся УАЗик, пытаясь на всей скорости мчаться по ночному шоссе в областной центр. Как молодой хирург светил мне фонариком в глаза, проверяя есть ли еще во мне жизнь. Как меня слепил свет операционной, как…

Я вскрикнула и прикрыла ладонями лицо и сразу же почувствовала его руки на своих, они были горячими и влажными, а мои как лед.

– Я больше не увижу тебя? – спрашивала я, не отрывая ладоней от глаз.

– Не знаю, – неуверенно проговорил голос.

– Обними меня, – попросила я, и тут же руки обняли меня, а я обняла в ответ.

– Ты нужна мне, – шептал он мне на ухо. – Я люблю тебя. Больше всего на свете. Ничто мне не нужно без тебя, ничто не радует, ничто не дает покоя. Вернись ко мне!

Его губы коснулись моих, и я почувствовала то, что связывало нас двоих. То, что незримо существовало всегда.

– Я люблю тебя, – шептала я ему в губы.

А он шептал в ответ тысячу раз:

– Люблю, люблю, люблю…

– Где я? – нерешительно спросила я.

– Где-то посередине, – мягким тихим голосом отвечал он.

– Мне страшно… – прошептала я.

– Тогда ты должна вернуться, – настаивал он. – Вернись ко мне. Пожалуйста! Вернись к нам ко всем. Настя, ты слышишь меня?

Я хотела что-то сказать и лишь шевелила губами, сухими и недвижимыми. Мне хотелось подняться и протянуть руки, чтобы еще раз обнять обладателя этого голоса, но резкая боль пронзила меня под сердцем, и гулкий всхлип вырвался наружу. Но темнота отступала, хотя боль пыталась затащить меня назад в ее страшную надежную сеть, но я продвигалась вперед туда, где могла видеть все, словно, сквозь мутное стекло. Да, я видела все мутно, расплывчато, без резкости. Силуэт… Улыбка… Глаза…

Крики, суматоха, какие-то люди в синих и зеленых костюмах.

– Доктор, сестра! – кричал кто-то по-английски.

Рядом что-то запищало и затрещало. Мне хотелось пошевелить рукой, но она была, словно, немая и что-то ее удерживало. Я попыталась шире открыть глаза, но увидела перед собой только белое полотно потолка. Голова шумела, а губы были сухими и шершавыми, словно я со страшного похмелья проснулась там, в квартире Коулов, обнимая унитаз. Улыбка приподняла уголки моих губ от воспоминания, но я пожалела, что улыбнулась, потому что боль, на минуту притаившаяся где-то внутри, вдруг опять пронзила и охватила всю меня, заставляла крепче стиснуть зубы.

– Так-так, – проговорил мужчина в зеленом костюме и такой же шапочке. – Посмотрим.

Он прикоснулся к моему лицу, заглянул в глаза, прощупал пульс.