Людям уже было достаточно того, что они вместе – объединены какой-то целью. И эта цель объединяла всех – например, даже граффитчиков и электронщиков. Те, кто писал на заборах в те годы, – это прототип сегодняшних граффитчиков. Были люди, которые специально отвечали за роспись заборов. Я, допустим, расписывал всё синим в этом районе, а Софрон покупал на всю стипендию баллончиков с краской красного цвета. И у нас была договоренность: я ничего не пишу про «Спартак», он ничего не пишет про «Динамо». … Так же было смешно, когда в электричку с нами садилась куча электронщиков – они под всю эту шумиху снимали электронную начинку электрички – переговорные устройства там и так далее. Когда электричка доезжала до конечной станции, все думали, что это вандализм, кто-то просто так раскурочил вагон. А они не доезжали до стадиона, а ехали обратно – они своей цели добились. Так же и у нас на «Щелковской» стартовала куча людей, но до матча доезжала меньше половины. Многие из них – мы их называли «фанаты-стаканы» – выходили с портвейном на «Измайловской» и бухали.
Фанатское движение быстро превратилось в то, что на казенном языке назовут «неформальным объединением молодежи». «Формальные» – как, например, комсомол – в то время действительно были уже чисто формальными. В коммунистическую идеологию мало кто верил, в ВЛКСМ вступали и на комсомольские собрания ходили по необходимости. А интересовало советских тинейджеров не «строительство коммунизма», а совершенно другое – прежде всего музыка и спорт.
Футбольные фанаты оказались в чуть лучшем положении, чем, например, панки или металлисты: они, по крайней мере, могли ходить на футбольные матчи, а с концертами металлических или тем более панк-групп в первой половине 1980-х была полная беда. Но все равно в советском обществе неформалы воспринимались в лучшем случае как странные молодые люди, в худшем – как потенциальные криминальные элементы и «враги социализма».
В Москве в начале 1980-х неформалы тусовались на Пушкинской площади – «Пушке». Появлялись там – в основном после матчей – и футбольные фанаты. Вражды, особенно в первое время, с другими субкультурами у фанатов не было. Может, объединяло их то, что и на фанатов, и на панков, и на металлистов одинаково косо смотрели «обычные граждане» и милиция.
«Пушка» – это был центр всего. Не только мы там были, были и байкеры, и панки… Их не трогали. Музыкально – кому-то нравился металл, кому-то хард-рок, и внимания на это мало обращали. Но большинство фанатов были поклонниками классического рока – «Queen», «Purple», «Floyd». «Кони» – первые, кто начал музыку «Queen» внедрять. «We Will Rock You» пели в Вильнюсе, по-моему, в восемьдесят третьем году. Всей «кучей» пели.
Отдельная тема – отношения фанатов и неофашистов в начале 1980-х. По слухам, именно футбольные фанаты отдубасили неофашистов, вышедших на Пушкинскую площадь 20 апреля 1981 года, чтобы отпраздновать день рождения Адольфа Гитлера. Кто были эти неофашисты, толком никто не знает, но старые фанаты подтверждают, что «им надрали задницу».
Двадцатого апреля объединялись все – и «кони», и «динамики», и «мясные», ловили «нациков», мудохали. А если сейчас в «кучах» находятся нацисты, то о чем тут можно говорить? Движение запачкалось. Раньше вообще движение было чище. Был такой Олег, «динамик». Может, он и придерживался каких-то националистических взглядов, но он один был такой, и мы нормально общались.
Среди других «неформальных молодежных объединений» – панков, хиппи, металлистов – фанаты выделялись своей численностью, организованностью и иерархией. Это делало их опасными, с точки зрения власти, и позволяло говорить о фанатизме как о социальном, а не только околофутбольном явлении. Действительно, когда большие группы тинейджеров (а иногда и людей постарше) собирались не по призыву партии и комсомола, а по собственной инициативе и лидерами становились люди с авторитетом, а не назначенные сверху, это не могло не тревожить власти, которые по инерции старались все контролировать.