Желание спросить, кто он и зачем здесь, было так явно написано на ее лице, что Петунников почувствовал неловкость затягивать далее объяснение. Привычка лгать в критических моментах не изменила ему, подсказав и в этот момент нужные, похожие на правду слова. Он заговорил без всякого видимого усилия, спокойно и просто:
– Еще раз простите, сударыня!.. Я заблудился и целые сутки шатался здесь, вот в этом лесу. Моя фамилия Годунов. Я старший телеграфист на станции Курбатово, и вот… Воды в лесу не мог найти… Почти с ног валился от жажды… Потом выбрался, наконец, увидел эту… вашу – если не ошибаюсь? – усадьбу и пустился со всех ног. А когда подошел ближе, то увидел пруд… терпенья не хватило, набрался смелости и… чему обязан теперь встречей с вами, сударыня!
Пруд не был виден снаружи, но Елена не заметила лжи и продолжала стоять, сильно заинтересованная. Петунников показался ей, никогда не ходившей в лесу более часа, человеком, ускользнувшим чуть ли не от смертельной опасности.
– Почему же обязаны? – спросила она довольным голосом, подходя ближе и доверчиво улыбаясь. – Но это возмутительно: пить эту гниль… Вы бы зашли в дом, как же так… Нет, вы несчастный человек. Целые сутки! Даже подумать страшно… Но как же вы спали?..
– Да никак! – усмехнулся Петунников, начиная приходить в хорошее расположение духа. – Зажег костер, сидел, думал, курил и размышлял о том, что меня, наверное, хватились и ищут… Да… Было сыро, холодно; ели меня комары, кусали мошки, какие-то зеленые лесные клопы лезли в нос… Плохо!..
– Вот удивительно! – протянула Елена, смотря на него широко открытыми глазами. – Значит, вы не боялись? Ведь у нас тут и медведи есть…
– Медведь на человека первый никогда не нападает, – возразил гость, и вспомнил, что хорошо бы узнать, известно здесь что-нибудь или нет. Но сделал он это, из осторожности, намеком, небрежно добавив:
– Самый опасный враг человеку – человек. А здесь, кажется, тихо, хулиганов не водится… Да и откуда?..
Он подождал немного, но Елена молчала, и только детское любопытство светилось в ее больших темных глазах. Значит, нет!
– Я, – продолжал Петунников, окончательно входя в роль, – в свободное время немного ботанизирую, собираю растения… Вот и вчера – пошел отыскивать одну разновидность… увлекся, незаметно наступил вечер, а ушел я далеко. Служу я здесь тоже недавно, месяц и местности не знаю… Так вот и вышло все…
– А вы, может быть… голодны?.. – нерешительно спросила Елена, конфузясь и лохматя голову Полкана. – Так пойдемте… позавтракать… И чай… Меня зовут Елена Дмитриевна… Пойдёмте!..
– Да что же… – замялся Петунников, вздрогнув от удовольствия и каких-то неопределенных сомнений. – Я не знаю… боюсь, что ваше семейство… быть может… Я не так уж голоден, конечно… но… все же давно не ел…
– Вот именно… – расхохоталась Елена. Этот загорелый мужчина в синей тужурке и охотничьих сапогах начинал ей нравиться. – Вот именно, вы давно не ели, и потому-то вам не нужно церемониться. А что касается семейства, то оно все перед вами… Я совсем одна, а муж в городе… Пойдемте, пожалуйста!..
Смущение ее совсем прошло, и держалась она теперь так же лениво и просто, как всегда. Петунников испытывал легкое возбуждение и острое любопытство к самому себе, неожиданно попавшему гостем к незнакомым, так кстати подвернувшимся людям. И когда Елена, еще раз взглянув на него ободряющими, внимательными глазами, пошла вперед, он послушно тронулся вслед, кусая нервно улыбающиеся губы и напряженно обдумывая, какую выгоду можно извлечь из настоящего положения.
– Вы, пожалуй, очень далеко забрались от станции, – сказала Елена, нарушая короткое молчание. – Как вы теперь думаете?
– Да что же… как-нибудь. Тут, вероятно, верст десять… Дойду пешком.
– Десять?! – засмеялась она. – Верст тридцать, лучше скажите!.. Впрочем, вы можете с ближайшей на поезде. А вот розы, – прибавила она, с достоинством указывая на пышные кусты, алеющие нежными, бархатными цветами и бледными бутонами. – Я сама за ними ухаживаю… Только их очень мало, к сожалению… А если бы засадить целый сад, вроде как долина Казанлыка… знаете?.. Еще мыло такое есть… Вот это наш дом… Вы очень устали?
– Да, порядочно, – ответил Петунников, насилу передвигая ноги. – Не столько я, пожалуй, даже устал, сколько вообще ошеломлен…
Он с любопытством и подмывающим напряжением осматривался вокруг, зорко отмечая на всякий случай все аллеи и дорожки, стараясь сообразить и запомнить расположение места.
– Чем ошеломлены? – спросила Елена, щурясь от солнца и беглых, порывистых мыслей. – Ах, да, конечно, Полкан вас изрядно напугал. Но вы посмотрите зато, какой у него теперь виноватый вид. Ага, плутишка!
Она обернулась и погрозила пальцем Полкану, замыкавшему шествие с самым беспечным и ленивым выражением морды.
– У вас, должно быть, село есть поблизости, – сказал Петунников, соображая, что нужно воспользоваться случаем и ориентироваться. – Это я к тому говорю, что придется мне нанимать мужика.