Фанера Милосская

До того как войти в этот сарай, я думала, что Светлане было неуютно в той атмосфере, которая окружала ее в особняке, вот она и оборудовала для себя тихий уголок. Я ожидала увидеть совсем иное: мягкую мебель, DVD-проигрыватель с кучей дисков, полки с книгами, ковры, цветы. Ну не знаю, как Светлана понимала слово «уют», но, на мой взгляд, им в павильоне и не пахло. Чем же она занималась тут целыми днями? Сидела на жестком стуле с деревянной спинкой? Лежала на софе?

В полном недоумении я подошла к софе и пощупала матрас. Хм, на таком ложе долго не пролежишь – поролоновое покрытие потеряло плотность, сквозь него выпирают пружины. И не могла Краминова тосковать, ничего не делая, здесь даже старых журналов нет. Может, какие-то вещи сложены в столе?

Я начала выдвигать ящики и обнаружила в них полнейшую пустоту. В душе окончательно укоренилось недоумение. Она здесь плакала? Говорила безостановочно по мобильному телефону? С кем? И Павел, и Римма несколько раз подчеркнули: Светлана уходила в павильон утром, возвращалась в дом вечером. Может, у Краминовой развивалось психическое заболевание?

Я села на жесткий стул и перевела дух. В так называемой беседке было очень душно и одновременно влажно, противно пахло сыростью. Отопления в курятнике нет, обогревается он электробатареей – вон она, стоит у шкафа. Зимой здесь, очевидно, холодно, осенью зябко, летом жарко. А еще тут отсутствуют окна. Домик, по сути, является деревянным ящиком, подобием гроба!

В голове завертелись разные мысли. Когда-то со мной в оркестре работала скрипачка Аня Фиш, очень тихая, скромная девушка. В коллективе горели страсти, музыканты постоянно сплетничали, подсиживали друг друга, дрались за зарубежные командировки. Аня никогда не участвовала в «забавах» и этим была мне очень симпатична. Я попыталась подружиться с интеллигентной девушкой, но Фиш не шла на контакт. Она практически не разговаривала с окружающими, скользила тенью на свое место, брала скрипку, отыгрывала концерт и уходила, опустив глаза в пол. Очень скоро все перестали замечать Аню, к ней не придирался даже дирижер – он крайне редко предъявлял ей претензии, хотя остальным доставалось от него по полной программе. Одна я нет-нет да и поглядывала на чересчур спокойную коллегу. И заметила одну странность: после работы Аня в любую погоду шла в сквер, садилась на скамеечку, обнимала футляр со скрипкой и замирала в напряженной позе. Находиться в таком положении Фиш могла часами. Я думала, может, у нее не сложились отношения с родичами или девушка живет в коммуналке с противными соседями, и испытывала к Анечке острое чувство жалости. Потом Фиш вдруг пропала, а вскоре на репетицию приехала милая дама, назвалась ее мамой и сообщила:

– Дочку поместили в психиатрическую клинику.

Оказывается, нежелание Ани общаться, ее замкнутость, любовь к сидению на скамейке под дождем и снегом являлись симптомами шизофрении. Я тогда с огромным изумлением узнала, что шизофреник очень часто, пока болезнь окончательно не захватит его, способен вполне успешно работать, ни дома, ни на службе его не считают больным, а некоторые странности поведения списывают на плохой характер.

Может, у Светланы было нарушение психики? В семье Краминовых, если, конечно, группу людей, живущих в особняке, можно назвать семьей, не обращали внимания друг на друга.

Я встала и распахнула дверки гардероба. Ничего! Ни вешалок, ни вещей, ни корзинки с вязаньем или коробки с пазлами. Только какая-то бумажка валяется в углу. Я нагнулась, чтобы поднять ее, оперлась на заднюю стенку шкафа и не удержалась на ногах, упала внутрь.

Нос ощутил головокружительный аромат цветущей сирени, и я сообразила, по какой причине потеряла равновесие. Часть шифоньера сдвинулась в сторону, приоткрылась щель, в нее были видны зеленые ветки. Я вскочила и протиснулась сквозь узкое пространство. Вот так фокус! Из сарая можно выйти минуя дверь, и эту дорогу явно некоторое время назад использовали – впереди вьется узкая, правда заросшая травой тропинка.

Затаив дыхание, я прошла несколько метров и уткнулась в забор. По верху чугунной решетки шла колючая проволока, но я уже знала, что следует искать калитку или ее подобие. Точно, вот он, выход! Два прута оказались слегка раздвинуты. Взрослый мужчина тут ни за какие коврижки не пролезет, но я элементарно просочилась между железными пиками и побежала по едва различимой тропке. Она извивалась в разные стороны и в конце концов уперлась в здоровенную, высоченную бетонную ограду четырехметровой высоты. Сооружение, смахивающее на Великую Китайскую стену, тянулось вдаль. Перелезть через такую преграду, если вы, конечно, не профессиональный альпинист со специальным снаряжением, практически невозможно. В плитах не было проломов, не заметила я и подкопов. Пришлось возвращаться в сараюшку.