Фанфан-Тюльпан

— И вы рассчитываете на меня, как на посредника? Но я ведь нахожусь в таких же условиях, как и вы!

— Разве не вы сами сказали мне, что на ужине у начальника тюрьмы присутствовали люди снаружи? Вы же только что говорили, что там были гости из города…

— Да, действительно, там, кроме заключенных, было еще несколько приглашенных лиц.

— Тогда, — вскричал Тарднуа, — нужно, чтобы вы оказали мне большую услугу. Я невиновен, клянусь! Меня схватили тайно, и я не могу вступить в контакт с одним сильным покровителем, который, знай он, что я здесь, моментально освободил бы меня. Может быть, вы могли бы, с помощью кого-нибудь из приглашенных к начальнику, передать это письмо?

Фавар с удивлением смотрел, как его таинственный сосед по камере роется в своей постели и, достав из складок одеяла, протягивает письмо, написанное им накануне. В тот момент, когда Тарднуа, почти силой, вручил ему это послание, форточка в двери камеры открылась, и Фавар еле-еле успел сунуть в карман компрометирующий его конверт. Появился стражник, в руках которого связка ключей звенела, как колокольчик у хориста. Обратившись к Фавару, он объявил:

— Господин начальник тюрьмы вас вызывает.

— Ах, вот как! — ответил поэт. — Ему понравилось мое общество, и он, наверно, приглашает меня завтракать!

— Нет, — ответил ключник, — я думаю, что вы уйдете отсюда.

Фавар еле сдержался от того, чтобы не поцеловать небритого тюремщика в щеку! Его радость была такой бурной, что он невольно сплясал несколько па из менуэта на пыльном полу камеры.

Но надо было торопиться. Он попрощался с Тарднуа, который воспользовался моментом, когда стражник отвлекся, и напомнил ему о письме, лежащем в его кармане. Следуя за цербером, Фавар прошел путь до кабинета начальника намного быстрее и легче, чем вчера вечером. Он проходил мимо многих камер, которые, наверняка, были заняты, так как оттуда слышались стоны и крики заключенных, и невольно сравнивал веселую тюрьму Фор ль'Эвек с этой мрачной цитаделью.

Фавар и его сопровождающий подошли к двери кабинета. Пока тюремщик вел переговоры с нарядным вестовым, который их не пускал внутрь, Фавар тайком взглянул на письмо, зажатое в его кулаке. Но, прочтя адрес: «Господину шевалье де Люрбеку», он невольно откинулся назад. Оказалось, что его сосед по камере был знаком с датчанином, который добился его ареста! Может быть, он сообщник Люрбека? Какая таинственная нить связывала этих двух людей? Сколь ни велико было озлобление Фавара против маршала Саксонского, он не забыл, что и Люрбек ухаживал за его женой, что он помогал Д'Орильи атаковать ночью их карету и что это он добился у короля привлечения Фанфана к военно-полевому суду и его казни. Теперь он глубоко сожалел, что не успел получше обработать своего соседа и заставить его разговориться. Но было уже поздно. Ну, что ж, как только он будет на свободе, он постарается извлечь пользу из того, что знает этот секрет. Он сунул письмо в карман и с нетерпением стал ждать, когда господин де Шатильон его примет.

Прошло несколько минут. Потом в приемной зазвонил звонок, величественный вестовой открыл дверь и сделал заключенному знак войти. Фавар вошел в кабинет начальника тюрьмы и поклонился высокому начальству.

Господин де Шатильон сидел за рабочим столом, заваленным бумагами и печатями разных цветов. Комната была строгой. Только портрет короля во весь рост выделялся светлым пятном на темном фоне деревянной обшивки стен. Секретарь, одетый в черное, записывал на листе бумаги приказы, которые ему диктовал начальник. Шатильон посмотрел на Фавара так, как будто видел его первый раз в жизни. У себя в кабинете, в служебное время, это уже был не светский вельможа, а важный чиновник Его Величества.

— Сударь, — сказал он, — по требованию господина маршала Саксонского вы покидаете Бастилию.

— Господин начальник, — ответил Фавар, — не знаю, как вас благодарить…

Радость осветила лицо писателя, но чувство благодарности относилось главным образом к его жене, которой он был обязан восстановлением справедливости. Ему было теперь совершенно ясно, что актриса отправилась к маршалу Саксонскому специально для того, чтобы получить помилование для мужа. Он-то хорошо знал тонкость и глубину ума этой достойной обожания и обожаемой женщины…

Но начальник тюрьмы продолжал:

— Итак, вы покидаете Бастилию и будете препровождены в Гран-Шатлэ.

— Господи всемогущий! — вскричал Фавар, которому показалось, что он бредит. С вершины лучезарных надежд он падал в пропасть страшной действительности… — Это… это… совершенно невозможно!

Господин Шатильон, потрясая бумагой, сухо ответил:

— Вот формальный ордер. Такое решение только что принял генерал-лейтенант полиции по требованию господина маршала Саксонского. О том, чтобы сопротивляться пожеланию столь славного и могущественного лица не может быть и речи!

Совершенно подавленный, писатель растерянно взглянул на текст приказа. Начальник тюрьмы говорил правду, и строчки приказа запрыгали перед глазами писателя. В нем было следующее: