Фанфан-Тюльпан

Маршал, в сильном смущении, не проронил в ответ ни слова. Он попал в ловушку, которую поставил сам, так как хорошо знал, что Фавара недавно перевели из тяжелых условий заключения в Бастилии в еще более тяжкие — в тюрьме Гранд-Шатле.

— Итак, сударь, вы мне больше ничего не можете сказать, — заключила госпожа Фавар.

— Но… но… что я могу сказать вам, и как вы хотите, чтобы я знал точно, что с ним? Моя воля вполне могла натолкнуться на противодействие короля или его начальника полиции.

— Тогда, монсеньер, будем ждать.

Маршал не смог удержаться от гневного жеста. Но в этот момент явился мажордом, весьма вовремя, чтобы еще усилить его скверное настроение. За ним следом вошел курьер, весь покрытый пылью, и маршал, узнав униформу королевского дома, забыл о своей досаде. Посланец протянул главнокомандующему пакет, весь заклеенный печатями и скрепленный королевской печатью.

Морис Саксонский распечатал послание и быстро его прочел. Глубокая складка пересекла его лоб, и, отослав обоих вошедших, он подошел к актрисе.

— Мадам, — сказал он мрачно, — его величество приказывает мне немедленно вернуться в армию.

— А что, снова начинается война?

— Да, мадам, необходимо, чтобы я отбыл сейчас же. Вы так и не сжалитесь надо мной? Ну, пожалуйста, не будьте жестокой! Когда же я получу этот поцелуй?

— Когда вернетесь с победой, монсеньер!

Маршал в отчаянии всплеснул руками. Но, видимо, у него родилась счастливая мысль, так как он сказал с воодушевлением:

— Мадам, я люблю вас так, что не нахожу слов! И, так как ваше присутствие мне слишком приятно и, более того, слишком необходимо, чтобы я мог от него отказаться, я хочу сделать вам одно предложение. Я намеревался во время нашей ближайшей кампании дать немного развлечься моим офицерам и приглашаю вас сопровождать меня вместе с вашей труппой на фронт.

Это любезное приглашение по сути было приказом, и госпожа Фавар слишком хорошо знала маршала, чтобы не понимать, что отказ повиноваться ему только сделает еще более тяжким положение ее мужа. Но, несмотря на это, она молчала.

Маршал продолжал с тревогой в голосе, сквозь которую прорывалась угроза:

— Разве французская актриса может отказаться отправиться туда, где ее встретят аплодисменты героев?

— Хорошо! — ответила красивая женщина без малейшего энтузиазма. — Я поеду предупредить труппу — она ведь осталась в Блуа!

— Смею надеяться, что вы сделаете милость и разделите со мной путешествие до Парижа в моей карете.

Актриса согласилась. И, сделав глубокий реверанс знаменитому поклоннику, она направилась к дворцу, чтобы предупредить своих спутников. Это путешествие отнюдь не радовало ее, но она утешала себя мыслью, что, может быть, оно поможет ей освободить Фавара.

Через час карета маршала уже стояла у подъезда к парадному входу в замок. Несколько лакеев поспешно грузили в ее багажную часть чемоданы женщин и походные сундуки хозяина.

Взвод личной охраны маршала уже готовился сопровождать карету сзади, а Фанфан в будничной форме, верхом на резвой лошади, должен был ехать рядом с каретой.

Перетта и госпожа Фавар в дорожных костюмах вышли из дома вместе с маршалом, одетым в походный мундир. Морис Саксонский галантно помог актрисе подняться в карету, а Перетта наспех поцеловала штандартоносца.

Раздалась короткая команда «В путь!», кучер стегнул лошадей, и тяжелый экипаж двинулся в сопровождении эскорта.

В то время как карета маршала катилась к Парижу, группа верховых, состоявшая из четырех мужчин, мчалась галопом по проселочной дороге ей наперерез к перекрестку, находящемуся недалеко от Шамбора. Эти четверо мужчин были Люрбек и трое англичан, с которыми мы уже знакомы. Один из них вел за собой вьючную лошадь, тяжело нагруженную небольшими бочонками, обернутыми брезентом. Вскоре они спешились на правом берегу Луары, в нескольких сотнях метров от моста, чьи гранитные арки отражались в светлых водах реки. Этот мост, переброшенный через рукав Луары, теперь уже не существует. Но тогда он был построен основательно и прочно, и деревянные перила были поставлены по всей его длине. Дорога, которая к нему вела, кончалась, дойдя до дороги на Орлеан, и берлина маршала, едущая из Шамбора, роковым образом могла воспользоваться только этим путем, чтобы попасть в Париж.

Люрбек, ехавший впереди, сделал знак рукой; его спутники остановили лошадей.

— Здесь будем ждать! — сказал Люрбек.

— Вы уверены, что они проедут именно здесь? — спросил один из англичан.

— Можете не сомневаться, я заранее все выяснил, — сказал Люрбек, — его карета должна остановиться на почтовой станции, чтобы сменить лошадей. Я оставил там одного из моих людей, которому дано задание напоить кучера.

— А если в последний момент отъезд отложат?

— Начальник почтовой станции мне сообщил, что ждет высокую персону и что у него есть приказ приготовить заранее лучших животных в конюшне.

— Тогда надо действовать быстро, так как, если я не ошибаюсь в расчетах, они будут здесь через полтора-два часа.