— Ну, говорите же скорее! Как жена? А что маршал? А Люрбек? А Фанфан? Что они делают? Это чудовищно! Я просто с ума схожу! Черт подери! Меня забыли — правда! — бросили, предатели! Только ты один, мой дорогой Бравый Вояка, и помнишь, что я еще живу на свете! Ты один и жалеешь меня! Ах, почему я не послушался тебя, когда был в Фор ль'Эвек! Да, я был дураком, ничтожеством, идиотом, когда верил маршалу! Ты тогда был тысячу раз прав! Ну, а сейчас ты пришел, чтобы освободить меня? Да? Ведь если мне придется еще долго оставаться в этой адской дыре, я, наверно, размозжу себе череп о стенку!
Управляющий труппой дал бедному драматургу выговориться. Потом спокойно и подробно рассказал Фавару обо всем, что происходило в его отсутствие. Не опустив ни единой подробности, он последовательно изложил все последние события: свою поездку в Шамбор, приключения Фанфана-Георгина, двойное покушение — на маркизу де Помпадур и маршала Саксонского, разоблачение и убийство госпожи Ван-Штейнберг, похищение Перетты и возможный отъезд госпожи Фавар во Фландрию.
Фавар слушал длинный перечень неправдоподобных происшествий, раскрыв рот от изумления; порой ему казалось, что он слушает невероятную волшебную сказку.
Наконец, Бравый Вояка заключил свой рассказ словами, в которых звучали непоколебимая убежденность и полная искренность:
— Будьте спокойны, господин Фавар, ваша жена думает о вас, о вас одном! Вы не имеете права — клянусь вам честью солдата — ни на одну минуту допускать сомнений в ней! И уж если говорить о ее и о вашей чести, то она сделает все, чтобы как можно скорее вернуть вам свободу!
Бедный супруг, несколько успокоенный торжественными заверениями Бравого Вояки, в свою очередь, начал рассказывать старику о своих личных огорчениях.
Пока шел этот разговор, тупица-тюремщик прошел во внутренний двор, чтобы незаметно прошмыгнуть из тюрьмы в какую-нибудь корчму на набережной, где стаканчик сюренского кларета был бы особенно приятен для его вечно пересохшей глотки. Твердый регламент тюрьмы запрещал ее служащим отлучаться с постов во время дежурства. Поэтому он крался вдоль стен, чтобы его не заметили сторожевые. Но, увы, судьба ему не благоприятствовала! В тот момент, когда он собрался пройти мимо канцелярии, секретарь господина Д'Аржансона, который там болтал с коллегами, заметил его и спросил:
— Ты куда?
Задрожав, но будучи совершенно неспособным придумать хоть какую-нибудь версию, дурень ответил, показывая экю:
— Я иду выпить за здоровье посетителя господина Фавара,
— Болван, идиот, трижды тупица! Ты оставил заключенного разговаривать с посторонним в твое отсутствие! Черт подери! Если что-нибудь случится, ты за это дорого заплатишь!
Несчастный тюремщик, очумевший от страха, побежал обратно на свой пост, но господин Фегреак, утративший доверие к ненадежному стражу, взял с собой двух других сторожей и нагнал его.
В это время Фавар как раз рассказывал Бравому Вояке свое приключение с Тарднуа и объяснял ему, каким образом и при каких обстоятельствах тот доверил ему странную миссию — записку, предназначенную лично для Люрбека, роль которого во всех событиях, касавшихся драматурга, больше ни у кого уже на вызывала ни тени сомнения.
— Интересно! — заключил учитель фехтования. — Вот необыкновенное совпадение! Надо признать, что мир очень тесен! Найти в Бастилии сообщника шевалье — вещь настолько неожиданная, что такое и не придумаешь! А что вы сделали с той бумагой?
— Вот она, — сказал Фавар, вынимая письмо, спрятанное им под подкладкой сюртука.
— Я хотел бы посмотреть, что в нем, — сказал управляющий.
Но в тот момент, когда он углубился в чтение интересного послания, в коридоре раздался стук шагов и дверь открылась с большим шумом. У Бравого Вояки едва хватило времени, чтобы спрятать в карман компрометирующее письмо.
Явился господин Фегреак в сопровождении двух тюремщиков. С суровым и угрожающим видом он подошел к старому солдату. Агрессивным тоном секретарь главного лейтенанта полиции, раздраженный поздравлениями, которые он слышал по адресу Бравого Вояки от своего начальника, закричал:
— Сударь, мы не оставляем заключенных одних с посетителями! Вы и так получили особую привилегию и были допущены к свиданию с арестантом. В качестве благодарности за эту любезность вы нарушили наш регламент! Я требую, чтобы вы немедленно покинули это помещение!
Добряк понял, что лучше не настаивать. Он ведь, в самом деле, поступил незаконно, отослав и подкупив тюремщика. Это не способствовало улаживанию дел заключенного. Он сразу же распрощался с Фаваром, очень расстроенным тем, что у него так быстро отбирают посланца, хоть иногда приносящего ему вести о его жене. Испуганный мыслью, как бы его самого еще не задержали в этой тюрьме, такой суровой и негостеприимной, старый ветеран поспешил удалиться.
Писатель остался один перед своими тюремщиками, чьи, мрачные физиономии как бы говорили:
— Ага! Ты хотел сыграть с нами шутку! Ну-ну! Мы-то всегда тут как тут!
Господин Фегреак произнес: