Фанфаровый фарфор

Я не должен его бояться. Я не могу его бояться. Я могу расстрелять его в упор прямо здесь, прямо сейчас, – и ничего не будет.

Ничего не будет, говорю я себе.

Я не боюсь, говорю я себе.

Даже не смотрю, что утверждение ложное.

Я его боюсь.

Боюсь.

– Вы нам нужны, чтобы…

…тут же одергиваю себя, не с этого я начать должен, не с этого, а как у них положено – присаживайтесь, потом предложить ему кофе, – зачем это все, присаживайтесь, кофе, а ведь надо…

– Э-э-э… присаживайтесь.

– С-спасибо… – он растерянно оглядывается, что он ищет, что ищет, наконец, недовольно устраивается на полу, – понимаю, что я что-то сделал не так, понять бы еще, что именно.

– Извините, – говорю на всякий случай.

– Да ничего… ничего страшного…

Значит, все-таки виноват, думаю я про себя.

– Кофе?

– А, не… спасибо.

С трудом догадываюсь, что это отрицание, вытаскиваю из памяти какие-то нелепые конструкции да-нет-наверное-нет.

Наконец, приступаю:

– Вы нам нужны, чтобы понять…

Он кивает. Он с трудом поднимается с пола, он подходит ко мне, он готов понимать уже сейчас.

– Вот здесь… посмотрите по видеокамерам…

Вздрагивает.

– Это… это кто его так?

– Вот этого мы и не знаем, – тоже смотрю на распростертое тело в луже крови.

– А видеокамеры у вас на хрена присобачены?

При…

Приделаны…

Приколочены…

Присобачены…

– Ну… в смысле, они же висят для того, чтобы…

– Я вас понял, понял. Видеокамеры… посмотрите, с половины третьего до без четверти три, черный экран…

– …так тряпкой какой-нибудь закрыли, вот и экран черный…

Тряпка.

Ткань.

Материя.

Черная тряпка.

Темная материя…

…нет, темная материя, это другое что…

– Так вы говорите…

– …накрыли черной тряпкой, чтобы не видел никто, какая сволочь его угробила… а других камер не было?

– Н-нет…

– Вот это вы зря… Ну, теперь на других улицах надо камеры посмотреть, какие люди там ходили…

– То-то и оно, что никого не было.

– Гхм… – он смотрит на экран, – на суицид вообще не похоже, не может человек сам себе в спину выстрелить…

– Вам виднее.

– Точно вам говорю, тут еще кто-то был… Ну а двери какие-то были? Окна? Ну… не в воздухе же преступник растворился в самом-то деле, куда-то ушел…

– Но куда? Ни на одной из камер преступника нет.

Он смотрит на меня недоверчиво.

Добавляю:

– Я вам более того скажу: убитого тоже нет.

– В смысле, нет? Вот же он лежит… вот он…

– …вот он. Но его нет.

Бледнеет.

– Я… я не понимаю.

Начинаю понимать, что я его переоценил, что напрасно сюда позвал, что ничегошеньки-ничего он не знает, ему не угнаться за нами, просто, никогда.

Говорю как можно вежливее:

– Б-большое спасибо. Мы с вами свяжемся. Обязательно…

Смотрю на него, понимаю, что он каким-то образом чувствует, что не свяжемся, черт возьми, как он это понял… как…

– …смотрите, что я нашел-то!

Смотрю на него. Не понимаю. Какого черта. Я же ясно сказал ему, мы с вами свяжемся, когда-нибудь (никогда), какого черта он снова вламывается в комнату, какого…

– Смотрите, что я увидел-то… вот здесь… по камерам…

Не выдерживаю:

– Вы могли просто переслать мне видео.

– Так вы не ответили, вот я решил на всякий случай…

Меня передергивает. Что, интересно, я должен был отвечать…

– Так вот, смотрите… вот камера, которая на перекрестке висела, вот человек проходит, вы его рубашку видели?

– Видел.

– Ничего не заметили?

– Пятна…

– …крови.

Не верю себе:

– Вы что… сделали анализ вещества по видео?

– Нет, ну логично же, вы сами-то подумайте, вот здесь вот, на другой камере, вот они заходят в переулок, оба, вот убитый, ну, еще не убитый, вот этот, второй… рубашка на нем чистая еще, вот кепка на голове… а вот здесь вот он кепкой камеру закрывает, а потом случилось что-то, а камера снова открывается, а мы видим вот уже убитый лежит… и вот на третьей камере убийца из переулка выходит, рубашка заляпана… ну кровью же, чем же еще, что там еще было?

– Вино… кетчуп…

– Не было у них с собой ни вина, ни еды никакой… так что все просто, вот уж не знаю, что вы так растерялись…

– Вижу, вы ничего не поняли.

Вздрагивает:

– Чего ничего не понял?

– Ничего не поняли. Здесь не было никакого убийцы. И убитого не было, понимаете?

– То есть… как это…

– Вы смотрели их данные?

– Да где мне такое увидеть…

– Вот то-то и оно… а посмотрите…

– Акиль Тахир, пятидесятого года рождения… это сейчас ему двадцать… было бы…

– Да нет, вы местонахождение-то посмотрите!

– Бангладеш… Скелет… тьфу, Скилхет… снова тьфу, Силхет…

– И второго тоже посмотрите…

– Убейд Шафи…

– А где находится?

– Гхм… счас, счас… Бахрейн… Саар…

– Вот-вот. Вы вообще понимаете, что они не могли здесь быть? И уж тем более, не могли встретиться?

– Но… они же здесь…

– …их не может быть здесь. Это какая-то ошибка… какой-то сбой… чипы показывают – Бангладеш, Бахрейн…

Он смеется. Я не понимаю, почему, зачем – он смеется, резко, отрывисто, я даже начинаю беспокоиться, не удушье ли это, а ведь похоже на приступ…

– Ой… ну вы даете… сами-то не догадываетесь, как все просто, что чипы там, а они здесь?

– Да как не может, когда…

Он еще что-то кричит – не слушаю, не слышу, вызываю подкрепление, смотрю, как его вытаскивают отсюда, орет, извивается, стихает только у выхода – ага, все-таки понял, кто здесь хозяин…

– На каком основании?