Фанфики

– Ай верно говоришь, гость дорогой, казначей яхонтовый! Чтоб от сыночка любящего да батюшке доброму, да к шапке, самим князем даденной, да не было бы ни прибавочки, ни довесочка? А и худой бы я был Акиму сын, кабы заботой об том не обзаботился, не придумал бы — чем порадовать. Не перебить мне подарков людей княжеских, не перещеголять мне дары людей вятших. Да и охота мне подарить Акиму свет Янычу то, чего у него отродясь не было. То, чего и в нынешних подарках-то не сыщется. Уж простят меня гости дорогие — чего и им-то самим никогда не даривали.

Народ удивлённо зашумел. А я ломлю себе далее:

– Или ныне не веселие, иль не празднество? Где ещё и место песни играть? Так вот тебе, Аким Яныч, от меня песня. Про твою долю, про жизнь твою. Слушай.

Шум, разговоры в зале затихли. Я по старой, ещё из первой жизни, привычки, упёр левую руку в бедро, опустил взгляд в стол, сосредоточился…

«Как на чёрный ерик, на высокий берег,
Выгнали кипчАки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубаных, пострелянных людей.

А стрела первАя, а стрела первАя,

А стрела первАя дура ранила коня.
А стрела вторая, а стрела вторая,
А стрела вторая прямо в сердце у меня.

А в деревне жёнка выйдет за другого,

За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волю во широком поле,
Жалко мать-старушку да буланого коня.

Кудри мои русые, очи мои ясные,

Травами, бурьяном, да полынью порастут.
Кости мои белые, сердце мое смелое,
Коршуны да вороны по степи разнесут.

А Рябина знает кого выбирает,

Сотню пополняет да уходит без меня,
Им досталась воля, во широком поле,
Мне ж досталась пыльная, горячая земля

Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!

С нашим да с Рябиной не приходится тужить!
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!
С нашим да с Рябиной любо голову сложить!»

Переделал малость: пули на стрелы, атамана на Рябину. Эту песню много раз переделывали в русской истории. Но смысл остаётся. «С нашим — любо голову сложить».

В исходном варианте описывается бой казаков Платова с ногаями и крымчаками у реки Каралах (по-русски: Великая грязь) в 1774 году. Изначально первая строчка так и звучала:

«На Великой Грязи, там где Чёрный Ерик
Татарва нагнала сорок тысяч лошадей…».

«Товарищ», за которого «жена выйдет» — сам легендарный атаман Платов. Который донских казаков в Париж водил. Граф Российской империи и первый русский — почётный доктор Оксфордского университета. А ведь чуть не выгнали мужика со службы… «За пристрастие к горчишной водочке».

Как у меня обычно получается, после второго куплета поднял голову, развернул плечи, оглядел застолье. «Глянул ясным соколом».

Ну что, сотоварищи-собутыльники, или голосов нет, языки проглотили? Мои начали подпевать припев. И Акимовские друзья втянулись. Всё громче, всё слаженней. Всё… душевнее. А души у нас такие… Хрен заткнёшь!

Припев после последнего куплета — уже в сорок глоток да на голоса да с присвистом! Аж до слез. Ох, хорошо!

И сразу ко мне с обидой:

– Неправду поёшь, малец! Ну, что «уходит без меня». Аким никогда своих людей не бросал!

– Спасибо, друже, на добром слове. Только я ж Переяславльский бой помню. Скольких я там оставил…

– Помянем… славных.

Выпили не чокаясь, тут с поварни уже чего-то притащили, ветераны снова вспоминать начали. Яков подошёл, в глаза посмотрел.

– Спасибо. Порадовал.

И ушёл.

Ребята, ну нету у меня из кармана «светлое будущее» вытащить! Или — «светлое прошлое» — вашу молодость. И поднять друзей ваших старых я не могу. Не вернуть время вспять. Только песни поются.

«Чем богаты — тем и рады» — такая вот наша русская народная мудрость.