В попаданских историях встречал упоминание о тоске, одиночестве ГГ. Это нормально для человека, потерявшего свой родной мир. Но не видел описания чувства тотального неприятия найденного мира. Изначального отвращения, отрицания «мира обретённого» во всех его проявлениях. Вплоть до рефлекторной рвоты при взгляде на аборигенов и их социальные институты.
Тараканы, бегающие в темноте здешних жилищ, падающие то в суп, то на лица спящим, менее отвратительны, чем «тараканы», бегающие в головах туземцев-хомосапиенсов.
Такое тотальное отвращение не только естественно, но и необходимо. Только непрерывное и сильное ощущение омерзительности окружающего мира может сподвигнуть обычного человека 21 века на исполнение кульбитов и вольтов в стиле попаданца-прогрессора.
Мир — очень связная сущность. Если вы, как и привычно нормальному, физически и психически здоровому человеку, воспринимаете окружающей мир изначально, априорно доброжелательно и благожелательно, то очень скоро запутываетесь в этом, «изыскано-благородном» средневековом образе жизни, как муха в липкой паутине.
Взамен нормальной «start point of view»: «Мир прекрасен. Достаточно только кое-какие мелочи подправить» попаданцу необходима противоположная: «Мир — дерьмо во всех его частях. Пока не доказано обратное».
Нормальный человек, вляпавшийся в попадизм, должен стать сволочью. Иначе он становиться средневековой сволочью.
Попаданец при вляпе всегда(!) теряет значительную часть своей свободы.
Те знания и умения, те инструменты и методы которые вы использовали, те законы и правила, которым следовали — не действуют. Почти всё из того, что давало вам свободу выбора, позволяло добиться успеха в достижении ваших целей в вашем времени — уничтожено «вляпом».
«Переходите улицу только на зелёный свет». Если вы привыкли следовать этому правилу — вы никогда не сможете перейти ни одну улицу в Средние Века.
И вы отказываетесь от этого своего правила. И от великого множества других. Правил, привычек, обычаев… Знаний, умений, навыков… Ценностей, целей, приоритетов… От существенной части самого себя.
Если вы вляпнулись в шотландского аристократа, то должны идти по «гребню» — средней части мостовой на улицах в Эдинбурге, если в лондонского судью — у стен домов улиц Лондона. Это, хоть и разные, в разных городах и веках, более статусные части улицы. Если вы не аристократ и не судья, и идёте по улице не там — вас бьют палками.
Не надо обижаться — вас просто коснулась «паутина» законов и обычаев этого мира. Прикосновение «путины мира»… Хотя по спине гуляют очень даже твёрдые дубинки местных ражих молодцов.
Не надо обижаться — надо не попадаться. Живой попаданец — «не-попаданец».
Вы вынуждены выбросить на помойку, выдавить из себя правила родного мира. И не можете принять местные законы. Потому что это означает оказаться опутанным тенетами совершенно идиотских, с вашей точки зрения, юридических, общественных и моральных норм.
«Все проблемы между ушами» — но не только между «вашими ушами». Вы не можете сделать кучу очевидных, простых вещей, не потому, что здесь нет дюралевых сплавов или мобильной связи, а потому что толпы «тараканов» из местных «междууший» в любой момент готовы затоптать вас. За нарушение какого-то, неизвестного вам, закона. «Незнание не освобождает от ответственности» — для «междуушных тараканов», живущих в «липкой паутине» этих правил, нарушение обычаев — святотатство. Преступление и оскорбление.
Да, возможно некоторые из здешних обычаев — разумны и полезны. В каких-то частях, в каких-то ситуациях, для каких-то туземцев. Возможно, что-то вы примете и для себя. Когда-нибудь потом.
Законы пишут не для вас — для нормальных людей. А вы здесь — урод. Моральный, интеллектуальный, душевный.
Либо вы соглашаетесь с этим утверждением, и, страдая от своего уродства, забиваетесь в конуру, подвывая и поскуливая, виляя хвостиком и облизывая любую руку, которая снизошла вас не ударить — вы адаптируетесь и ассимилируетесь. Либо инвертируете оценки, объявляете «уродским» окружающий мир и переделываете его. Это и есть вторая часть попаданства — прогрессизм. Почти по Маяковскому:
Вырваться из разнообразных, повсеместных и ежеминутных сетей окружающего мира возможно только заняв позицию изначального тотального отрицания. «Базаровщина».
«- В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем.
— Все?
— Все.
— Как? не только искусство, поэзию… но и… страшно вымолвить…
— Все, — с невыразимым спокойствием повторил Базаров».
Конечно, иногда удаётся найти нечто приличное. Можно удивиться и обрадоваться.
Как Ромео:
— Знали бы вы из какого дерьма растут эти прекрасные розы!
Но это — редкое исключение. Закончившееся четырьмя насильственными смертями главных и неглавных героев.
И не надо иллюзий: