Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века

— Сама, сама, Надюша! — машет он рукой. — Что скажешь, то и ладно.

— Стерлядка паровая с горошком?

— Отлично.

— Пюре из цветной капусты?

— Идет.

— Кофе, фрукты на десерт…

— Спасибо, родная. Что бы я без тебя делал, не знаю.

Утром он был озабочен, вял, ел неохотно.

— Володенька, ты у меня не заболел? — с тревогой спрашивала за столом жена. — Может, в самом деле отменить сегодня выступления? Хочешь, я позвоню Якову Михайловичу? Пусть что-нибудь придумает.

— Нет, нет! — замахал он рукой. — Прибежит, поднимет панику. Начнет советоваться с членами ВЦИК: как быть, что делать?

В кабинете по соседству зазвонил телефон.

— Сиди, я сама! — устремилась она в открытую дверь.

Доносился некоторое время ее озабоченный голос.

— Немыслимо, — появилась растерянная на пороге. — Убит Урицкий.

— Убийца пойман?

— Пойман, товарищ Ленин.

Докладывавший о террористическом акте в Петрограде председатель ВЧК Дзержинский заглянул в раскрытый на коленях блокнот.

— Леонид Канегиссер, двадцати двух лет. Студент политехнического института. Савинковец, поэт. Стрелял в упор, на пороге лифта. Сейчас допрашивается.

— Мотив ясен, — подал голос присутствовавший на обсуждении Яков Свердлов. — Пошли ва-банк. Авантюристы!

— Может, отменим сегодняшний политдень, Владимир Ильич? — поднял голову от бумаг протоколировавший совещание секретарь предсовнаркома Бонч-Бруевич.

Ленин со Свердловым выразительно переглянулись.

— Ни в коем случае! В особенности в свете случившегося. Феликс Эдмундович, — поворот головы в сторону Дзержинского. — Немедленно выезжайте в Петроград, возглавьте расследование! Завтра проведем заседание ВЦИК, обсудим текущий момент, примем решения… Объявление о злодейском убийстве Моисея Соломоновича напечатали? — поднялся из-за стола.

— Вот, Владимир Ильич, — протянул Бонч-Бруевич свежий номер «Правды».

— Хорошо, — Ленин отложил в сторону газету. — Машину подали?

— У порога, Владимир Ильич.

— Все, я поехал, — пошел он к выходу. — Передавайте мне с нарочными все оперативные сообщения.

Подсадная утка (продолжение)

— …А когда воцарилась компания Керенского, Чернова и прочих, — доносилось из глубины цеха, — то это правительство, шатавшееся и лишенное почвы, только и пеклось о кровных интересах близкой им буржуазии.

Она морщилась, прислонившись к стене: гвозди! в обоих ботинках! Не заметила, обуваясь перед выходом: в дороге кольнуло раз и другой. На трамвайной остановке отошла в сторону, нашла на обочине булыжник, пристукнула торчавшие из стелек острые головки. Некоторое время было терпимо, а потом опять: наступишь — мука смертная. В такой ситуации, надо же!

Вокруг толпились рабочие. Тянули шеи, хлопали к месту и не к месту в сторону покрытого кумачом помоста, с которого рубил энергично рукой воздух крутолобый оратор в темно-серой паре.

«Поговори, поговори, демагог!»

В жизни не испытывала ни к кому подобной ненависти. Эти, стоящие рядом пролетарии. Что они знали о записном болтуне, умеющем доказать как дважды два, что черное это белое, а белое — черное? Что он им дал, воцарившись в Кремле? Карточки, хлебные «хвосты», вонючую требуху на обед? А ведь читала когда-то его статьи в газетах, считала ярким, прозорливым публицистом. Все эти его теории, пламенные выступления с трибун международных съездов, конференций, Интернационала, борьба с уклонистами, меньшевиками, нападки на социалистов-революционеров, на черта, на дьявола — все велось к простому желанию: властвовать! Поселиться в кремлевских палатах, раскатывать на автомобилях из царского гаража. Радуйся, русская земля: у тебя большевистский царь! Владимир Первый. Волк в овечьей шкуре.

Ничего, недолго осталось: Саша и Григорий Иванович не промажут.

Пошевелила подошвой в ботинках, нащупала пальцами проклятые гвозди. Осторожно выпростала ступню, погладила рваные ранки.

Сквозь стеклянные «окна-фонари» под балочным потолком цеха лились августовские сумерки, пахло мазутом, металлической окалиной.

… — Рабочие же прекрасно сознали, что покуда будут жить в умах феерии о демократической республике и учредительном собрании, до тех пор по-прежнему будет тратиться пятьдесят миллионов рублей ежедневно на пагубные для них военные цели, до тех пор они никогда не увидят выхода из капиталистического гнета.

— Правильно, товарищ Ленин! — голос из глубины помещения.

Жидкие, непродолжительные хлопки…

Она пришла на завод за час до начала митинга. Видела мельком Лиду, Усова, Григория Ивановича. Семенов, проходя мимо, незаметно ей подмигнул.

Ленин еще не приехал, выступал на Хлебной бирже. Через проходную тянулись успевшие приодеться после работы мастеровые, некоторые с женами. На стене гранатного цеха вывешивали кумачовый транспарант: «Да здравствует рабоче-крестьянское правительство!» Встречавший участников митинга немолодой председатель заводского профсоюза в темной тужурке вручал каждому — кому ленточку, кому флажок, наставлял: «Приветствуйте товарища Ленина дружно. Хлопайте, не жалейте ладоней. В шестой раз приезжает, от дел государственных отрывается — ценить надо».