Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века

Словно разверзлись по чьей-то злой воле небеса, пролили на головы иудеев копившуюся в человеческих душах ненависть. Десятки городов империи — Москва, Санкт-Петербург, Ярославль, Тверь, Кострома, Казань, Омск, Ростов-на-Дону, Саратов, сотни деревенек и местечек — оказались во власти бесчинствующих толп черносотенцев. Горели дома, еврейские лавки и магазины. Беснующиеся толпы монархистов-охранителей, люмпены, хулиганствующие подростки врывались в жилища, рушили мебель, домашнюю утварь, тащили из сундуков приглянувшиеся вещи. Выволакивали за волосы из квартир, чердаков, погребов насмерть перепуганных людей, били кольями, дубинами: «Получайте, собаки! За все!»

Приплыли они на рейсовом пароходе в Одессу в конце ноября и разом угодили в ад. Город был во власти черной сотни. По улицам двигались толпы народа с трехцветными бантиками на зипунах и тулупах, слышалось нестройное пение, пьяные выкрики. Вышагивавшие впереди седые старики с непокрытыми головами несли на связанных полотенцах царский поясной портрет, кричали стоявшим на балконах обывателям:

— Православные люди, выставляйте иконы!

Встречных с интеллигентскими лицами, гимназистов, учащихся тащили с тротуаров, избивали, пинали на земле ногами. Слышались выкрики: «Бейте, душите жидов, как в Кишиневе!» «Россия падает, а жиды подымаются!»

Полиции не было видно, стоявшие возле своих будок редкие городовые демонстративно крестились ввиду манифестантов, брали под козырек.

Вечером на улицах, примыкавших к Привозу и Фонтанам, начались погромы. Кучки чернорабочих, портовые босяки, хулиганствующие подростки кидали камни в витрины лавок и магазинов, принадлежащих евреям, выламывали двери, тащили мешки с крупой, связки баранок, банки с консервами, бунты мануфактуры. Ближе к ночи, когда погромщики добрались до винных погребов, шабаш обрел новый размах. Нападению подверглись дома зажиточных евреев Аркадии, лачуги бедняков Молдованки и Пересыпи, синагога на Ришельевской. Росло час от часу число пострадавших, количество убитых и раненых перевалило за сотню.

Заседавший круглые сутки на конспиративной квартире штаб анархистов-хлебовольцев постановил: организация выходит из подполья, объявляет открытый всеобъемлющий террор. Смычки с еврейскими отрядами самообороны не будет, в сложившейся обстановке анархисты будут выполнять собственную программу безмотивной борьбы с буржуазной сволочью и ее охранителями.

В Треугольном переулке круглые сутки шло вооружение добровольцев, начинялись гремучей смесью бомбы и гранаты. Чтобы не заснуть на рабочем месте, пили убойный чифирь, выходили на задний двор — утереться снегом. Первый ответный удар вражьей стае был нанесен 6 декабря, в день всероссийского праздника тезоименитства ненавистного Николашки. В середине дня, когда на Соборной площади собрались толпы верноподданных горожан, ожидавших начала торжества, в строй солдат и казаков, оцепивших площадь, полетели первые бомбы. Было убито шестнадцать охранников, погиб разорвавшимся в руках снарядом бомбист Яков Брейтман. Семнадцатого декабря боевой отряд из шести человек, возглавляемый Ольгой Таратутой и ее мужем Станиславом, взорвал кофейню Либмана на Екатерининской. Жуткой силы взрыв из пяти бомб (шестая не взорвалась) в центре Одессы разорвал на куски и тяжело ранил несколько десятков посетителей кафе и находившихся неподалеку горожан, в числе которых оказался хозяин расположенного рядом магазина «Бомзе», который недавно отказался давать на нужды организации деньги.

Вылазки анархистов подлили масла в огонь — еврейский погром в Одессе разгорелся с новой силой. На глазах беспомощных властей, втайне сочувствовавших погромщикам, налитые водкой люмпены и хулиганы врывались в еврейские дома, находили охваченных ужасом людей, прятавшихся на чердаках и в подвалах, били привязанными на веревках гирями, дубинами, лопатами. Убивали детей, насиловали женщин…

…Она стояла у могил односельчан — искушенная, рано повзрослевшая в свои неполных шестнадцать лет. Женщина-дитя с израненной душой.

В собственной ее жизни тоже был погром. Витя путался без стеснения с привозской торговкой, помогавшей доставлять в бомбовую мастерскую привозимый морем динамит, по нескольку дней не ночевал дома. Она жила как в аду, готова была наложить на себя руки. Торговку, украинку по национальности, не успевшую вывесить на двери мазанки икону, убили по ошибке погромщики. Витя пришел вечером пьяный, валялся в ногах, говорил, что любит, клялся и божился, что ничего с покойной у него не было.