Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века

Александра Адольфовна рассказывала на уроке: это стихотворение Пушкина долго нигде не печаталось — его переписывали тайком от руки, передавали друг другу, а сюда, на нерчинские рудники, где отбывали каторгу декабристы, его привезла жена Муравьева — Прасковья Михайловна. Удивительная, редкого ума и силы духа женщина. Дворянка, музыкантша, она еще до свадьбы с полковником генерального штаба Александром Муравьевым знала о его участии в тайном обществе, внутренне была готова к роли жены заговорщика, предвидела хорошо, чем все это может обернуться для ее избранника. Последовала, несмотря на слабое здоровье, вместе с четырехлетней дочерью на забайкальскую каторгу, разделила с мужем, как и другие жены декабристов, тяжкую долю лишенных прав, состояния изгнанниц.

«Оковы тяжкие падут, темницы рухнут — и свобода вас примет радостно у входа, и братья меч вам отдадут».

Она сидит за общим столом ночной камеры, учит стихотворение, поглядывает на читающих, пишущих, обменивающихся записками сокамерниц. Любая, думает, пошла бы не задумываясь на каторгу вслед за любимым человеком, как Муравьева. Александра Адольфовна, Вера, Елизавета Павловна Зверева. Шепчущая напротив с поднесенной к лицу книгой Аннушка Пигит.

На ум приходит Виктор (всякий раз неожиданно, без всякого повода). Ни разу не дал о себе знать. Живет, по слухам, на нелегальном положении в Одессе, участвовал в нескольких громких «эксах». Весточку короткую хотя бы прислал: мол, жив, здоров, чего и тебе желаю. Не нужно клятв, извинений — она давно его простила. Написал бы просто: здравствуй, Фаня! Как ты? Держишься? И достаточно…

…«и братья меч вам отдадут».

У нее четко продуманная программа на будущее. За год-полтора освоить французский, основы философии и психологии. Подтянуться по математике, прочесть всего Пушкина и Лермонтова. Ежедневная зарядка, утренняя пробежка вокруг двора (получила письменное разрешение от начальника тюрьмы Павловского). Зимой не кутаться, обтираться снегом. Восстановить полностью здоровье. Весной или в начале лета совершить побег. Одной либо с кем-нибудь из сокамерниц. К китайской границе или, может, через Байкал к железной дороге и далее в центральные губернии. Как получится.

О побеге в Мальцевке говорят неустанно. На каторге существует налаженная за многие годы система по организации бегства политзаключенных. Руководит опасной работой живущий по подложному паспорту на Нерчинском заводе в качестве семейного учителя социалист-революционер Аркадий Сперанский. С его помощью сбежал из соседней тюрьмы один из эсеровских лидеров, организатор боевых дружин Григорий Андреевич Гершуни, готовится побег Маруси Спиридоновой.

Она в курсе дел, участвует в обсуждении деталей плана. Намеченный на конец августа побег Спиридоновой сложный, многоходовый. К операции подключена подкупленная надзирательница Софья Павловна Добровольская, на имя которой должны поступить необходимые беглянке деньги. В один из дней, когда схожая телосложением со Спиридоновой взрослая дочь надзирательницы Нина будет мыться в бане, Маруся в ее одежде и присланном парике покинет тюрьму, спустится в соседний лог, где ее будет поджидать в экипаже Сперанский. Побег можно в течение нескольких дней скрывать. Как несколько других нездоровых мальцевитянок, Спиридонова обитает в камере-одиночке. В тюрьме привыкли, что она часто болеет, ежедневных поверок у нее не делают, уход и кормление передоверили добровольным сиделкам из общих камер.

Получится у Спиридоновой, решила она, следующей буду я. Главное — хорошо подготовиться. Закалить себя физически. Оказаться на свободе подкованной, зрелой революционеркой с запасом необходимых знаний.

Она видит себя на баррикадах с красным знаменем в руках, как на картинке из учебника истории («Либерте! Эгалите! Фратерните!»). На защитников баррикад надвигаются каратели с винтовками наперевес, она первая бросается им навстречу, оборачивается к восставшим: «За мной, товарищи! Свобода или смерть!» За ней устремляются боевые рабочие дружины, она видит в рядах Виктора, у него влюбленные глаза, он что-то ей кричит, она не слышит — идет, убыстряя шаг, на ощетинившиеся штыки — залп огня, грудь ее пронзают пули, она падает, обливаясь кровью, на брусчатку мостовой.

«Погибну, — думает в слезах, — поймет, кого потерял. Но будет поздно».

Август, утро нового дня. «Вста-а-ли… подтяну-у-лись… Что там за окном?»

В камере тишина, целых еще полчаса до восьми. Быстренько одеться, умыться и — во двор.

— Поспала бы еще. Чего бегать-то? — добродушно укоряет идущая со связкой ключей по коридору Софья Павловна.

— Я мигом. Туда и обратно.

Во дворе пустынно, тянутся вверх вяловатые сизые дымки: дежурные камер разжигают к завтраку самовары.