Фаншетта, или Сад Надежды

— Ну так вот… — сказал астролог, тщательно закрывая футляр, который держал в руке. — Кажется, я уже сказал тебе, что я инженер-химик. Шутки ради я изобрел химический состав, из которого получаются совсем такие же пузыри, как те, мыльные, что мы пускали в детстве. Но мои пузыри лучше разлагают свет, в них отражаются все цвета радуги. И они живут долго, не меньше нескольких минут. Состав сохраняется хорошо. Я приготовляю его здесь, на своей кухне, и очень хочу продавать свои пузыри. Но безногий старик в маленькой коляске не привлечет к себе детей… Впрочем, и для взрослых во мне тоже нет ничего привлекательного. Мои пузыри, девочка, — это маленькое чудо в колбе, а я сам — печальная картина действительности. Мы плохо сочетаемся друг с другом. Так почему бы тебе не попробовать продавать где-нибудь в садах или на больших бульварах разноцветные пузыри? Твоя милая улыбка очень подходит для такого занятия.

— В самом деле, мсье? Вы думаете, я смогу? — произнесла Фаншетта с глубочайшим изумлением.

— Попробуем. Я лично уверен, что усы моего кота служат ему неплохими антеннами. Хозяин планет, людей и кошек недаром отправил Затмение послом к тебе.

— Попробуем! — решила Фаншетта.

* * *

Фаншетта привлекла внимание прохожих в первый же день, когда очутилась возле Сакре-Кёр. Туристы, выгружаясь на площади из автобусов, подходили к ней, восклицая на самых разных языках:

— Почем эти штучки?

К вечеру, когда Фаншетта вернулась к Клоду Бюва, из ста колб осталось не больше десятка.

— Превосходно! — сказал астролог. — Мне придется увеличить свою лабораторию. Я хочу сказать — свою кухню. Браво, девочка! Вырученные деньги мы с тобой поделим. Будем продолжать дальше, не падая духом в дни неудач, потому что ведь и такие дни у нас впереди. Надо также менять места, дитя мое…

Становилось темно. Наступила ночь, холодная ночь ранней зимы, блистающая мириадами звезд, словно отраженных огнями большого города. В сумерках Париж сверкал, как фальшивая драгоценность.

Клод Бюва распахнул окно. Хоть астролог и привык иметь дело только со звездами, он хорошо понимал и людей. Наверно, эта девочка была бедна и чувствовала себя совсем одинокой и потерянной в этом городе, таком огромном. И астролог раскрыл перед ней целое царство.

— Славная фея пузырей, я дарю тебе Париж! — произнес он. — Теперь тебе придется обойти его вдоль и поперек, как королева обходит свои владения…

Фаншетта улыбнулась… Целые поколения людей воздвигали Париж для нее и для всех, кто его любит. На минуту девочке и в самом деле показалось, что весь город принадлежит ей.

— Иногда я думаю, что у каждого из нас есть свое счастье, что оно бродит где-то на одной из пяти тысяч парижских улиц. Мы можем мимо него пройти, не заметив, отбросив его ногой, как мячик… Или, может быть, оно неуловимо, как мыльный пузырь? Я свое счастье так и не встретил. Вот почему мне больше нравится разгуливать по небу… Но ты, маленькая девочка, может быть, ты найдешь свое счастье на одном из перекрестков большого города, куда тебя заведут мои пузыри.

— Господин Бюва, вы бы лучше спросили у своих звезд, не живет ли мое счастье на Монмартре и не зовут ли его Бишу, — смеясь, ответила Фаншетта. — Потому что, понимаете, я хочу быть счастливой немедленно. Так вот, мне больше нравится, чтобы мое счастье ожидало меня в саду на улице Норвен, в доме номер двадцать четыре.

— Конечно. Но у счастья много разных лиц, — сказал калека.

В эту минуту упала звезда, и Фаншетта вскрикнула:

— Господин Бюва! Я загадала желание.

— Можно узнать какое?

Девочка немного поколебалась. Лукавый огонек загорелся в ее глазах, и, к глубокому изумлению своего нового друга, она ответила:

— Я очень, очень хочу, чтобы марсиане перестали меня ненавидеть!

Глава V. Как марсиане праздновали рождество

— Расправь на юбке складки… Так, хорошо. Теперь подними кверху нос и скрести руки. Стоп! Не двигайся…

— Знаете, мэтр, а ведь я могла и не прийти сегодня позировать. Эрве забыл про ваше поручение. Он меня догнал в метро, когда я шла продавать свои пузыри.

Фаншетта невольно улыбнулась, вспоминая, как юноша сказал ей: «Я встретил утром Берлиу. Он хочет повидать тебя не завтра, а сегодня в полдень. Я забыл тебе сказать. Поторопись! Старый носорог не любит ждать!..»

Фаншетта быстро изменила свой маршрут, а парень небрежной походкой удалился — заниматься какими-то своими делами.

Девочка иногда с интересом спрашивала себя: «Что Эрве делает?» Ведь в саду Норвен он появлялся только для того, чтобы запереться на несколько часов в своем вагоне, куда ни один человек не имел доступа…

Итак, Фаншетта поспешно направилась к крошечной площади Эмиль-Годо́, нависающей, как балкон, над ступеньками лестницы. Вот уже целую неделю она приходила каждое утро позировать скульптору, который жил в знаменитом здании, прозванном поколениями художников «Бато́-Лавуар»[18]. Только низко спустившись по длинной лестнице, можно было попасть в этот дом, который словно причалил к склону холма, как рыбачья лодка к крутому берегу.