Фантасмагория смерти

В юности Жозефа Игнаса привлекала стезя священнослужителя. Он приложил много усилий, чтобы уговорить родителя отдать его на воспитание к иезуитам, однако по неизвестным причинам отец решил, что облачать сына в сутану до конца его дней не стоит, тем более что тот подавал очень большие надежды в области естественных наук. Стать священником представлялось, как минимум, неразумным, и Жозеф Игнас подчинился.

Он успешно поступил в Реймский медицинский институт, а потом продолжил образование в Париже, в университете. В 1768 году этот юноша из провинциального городка Сэнт завершил свою учебу с отличием.

Жозеф Игнас Гильотен начал сам читать студентам лекции по анатомии и физиологии человека. Современники говорят, что аудитории на его занятиях буквально не могли вместить всех желающих: Гильотен был лектором не только глубоко знающим свой предмет, но и относящимся к нему с какой-то непонятной восторженностью и даже страстью. Кроме того, он был привлекателен и невероятно красноречив. Кажется, образование произвело в нем решительные перемены, и теперь человек, желавший отдать жизнь служению Богу, так же активно, с позиций передовой науки отрицал его существование.

Гильотен стал убежденным материалистом. По сути, он явился своего рода революционером в науке. В то время люди еще доверяли Парацельсу и подобным ему величайшим врачам – Агриппе Нестенгеймскому и ван Гельмонтам, отцу и сыну. Эти научные авторитеты утверждали, что окружающий человека мир – это единый живой организм. Так, Парацельс писал: «Натура, космос и все его данности – это единое великое целое, организм, где все вещи согласуются между собой, где нет ничего мертвого. Жизнь – это не только движение, живут не только люди и звери, но и любые материальные вещи. Нет смерти в природе – угасание какой-либо данности есть погружение в другую матку, растворение первого рождения и становление новой натуры».

Именно так утверждали и остальные философы и ученые-идеалисты. Теперь же подобная позиция уходила в прошлое, уступая место стремительно рвущимся вперед идеям нового века – эпохи Просвещения. Их глашатаями стали духовные учителя Гильотена – Вольтер, Дидро, Руссо, а также Гольбах и Ламетри. Идеи этих людей, которыми молодой доктор так восхищался, он перенес на медицинскую кафедру. Он твердил постоянно два слова, которые превратились для него и для его слушателей в подобие некоего магического заклинания: «опыт» и «эксперимент». Гильотен высказывал безумные, уже с точки зрения нынешнего столетия, утверждения: человек всего лишь механизм, просто машина, только биологическая, но ведь это не имеет значения – в живом существе исправно работают все те же винтики и гайки, расположенные в строго установленном порядке. Задача врача, по мнению Гильотена, состояла в том, чтобы научиться правильно вправлять выпавшие из своего гнезда гайки или болтики, и тогда проблема болезней будет решена.

Впрочем, в этом утверждении Гильотен повторял только одного из своих учителей – Ламетри, издавшего труд под красноречивым названием «Человек-машина», где популярно было объяснено, что такое человек на самом деле – просто исключительно удачно организованная материя, и больше ничего. К чему рассуждать о существовании какой-то там души, бестелесной и вечной субстанции, если ни один человек в мире ее не видел своими глазами и не мог потрогать руками? Покажите эту самую душу у мертвого тела. Ничего подобного не существует, и кто продолжает настаивать на бессмертии души, тот просто неисправимый дурак. Когда человек умирает, утверждал Ламетри, прекращается работа мысли и исчезает всякое понятие, в котором концентрировалось бы это нелепое слово – «душа».

Гильотен был по-настоящему горд, говоря своим слушателям-студентам, что им посчастливилось жить в удивительное время: ведь научные открытия сейчас совершаются каждый год, и иногда даже не одно. Эпоха Просвещения, полагал он, исключительна и неповторима, и это огромное счастье – видеть становление науки и прилагать к этому собственные усилия.

Каково же было возмущение профессоров Парижской медицинской академии, когда зимой 1778 года в столице Франции открыто и фактически триумфально объявился человек, которого они считали величайшим шарлатаном своего времени, – Франц Антон Месмер. Он практиковал магнетический гипноз для лечения заболеваний. Месмер называл своим учителем ван Гельмонта, утверждавшего, будто в человеческом организме циркулирует особый магнетический флюид, который чутко реагирует на перемещения планет. Месмер понял, что при помощи данного флюида особо одаренный и чувствительный к планетным влияниям человек может лечить любые заболевания, применяя для этой цели разнообразные пассы. Как раз в это время Гильотен пытался вылечить от болезни брата Людовика XVI, графа Прованского. Справедливо разочарованный в традиционной медицине, граф Прованский все чаще начинал подумывать о том, чтобы обратиться к услугам Месмера. Гильотен приходил в бешенство, когда граф делился с ним своими сомнениями.