Фантасофия. Выпуск 2. Фантастика и Детектив

— Я поеду в Нортумберленд, — сказала я тихо, но отчетливо, всем своим видом показывая, что на этот раз они не смогут меня переспорить. Основная часть личности Ветра бывает там чаще всего, а я так давно не виделась с ним во плоти… Но Одину я не собиралась ничего объяснять. Роман со стихией — это глупость, и может быть, поэтому я так тщательно оберегала свою тайну, и ее так никто и не узнал, что с тайнами случается, в общем-то, очень редко.

— Разве ты не с нами? — раздался за моей спиной мелодичный голос. Это Фрейя подошла неслышно и требовательно смотрела на меня своими прекрасными глазами. Фрейр, следивший за сестрой, отошел от колонны и последовал за ней к нам. У меня, как всегда, когда я видела их вместе, возникло ощущение какой-то неправильности. Они были странно и страшно похожи; обычно у близнецов, особенно разнополых, не бывает такого сходства. В лице Фрейра, во всей его гибкой сильной фигуре было что-то от женственности и обольстительности сестры, а в ней иногда вдруг проглядывали его мужественные черты. Когда они были рядом, их невозможно было различить, они словно перетекали друг в друга: рыжеволосые и голубоглазые, властители морских просторов и тайн плодородия. Ваны. Да, иногда они кажутся более непостижимыми, чем Один и его родня… Но ведь сейчас они нападут на меня вместе.

— Мы ведь хотели ехать в Эствиг, — сказал Фрейр, обнимая за плечи сестру. — Мы же договорились, и ты тоже согласилась, Рогнеда. Зачем разбивать компанию?

Одновременно с его словами меня настигло магическое воздействие. Не знаю, от кого из близнецов они пришло, но точно не от Одина. Он не умеет действовать так мягко и незаметно, когда, только попавшись в сети заклятья, понимаешь, что произошло.

— Хорошо, — сказала я тихо, не в силах противостоять им. — Хорошо, конечно.

Если даже в такой мелочи они не терпели моего несогласия, можете представить себе, что было, когда решались более серьезные вопросы. Они никогда не стеснялись применять на мне свои чары, и иногда мне приходила в голову мысль, что я нужна им именно для этого, что они просто тренируются на мне. В действительности все, конечно, было намного сложнее. Со временем я начала понимать, что они часто обращались ко мне за советом, и во многих областях мой авторитет для них был нерушим. Просто тогда болезненное самолюбие не позволяло мне этого замечать.

Наконец, появилась преподавательница методики — невысокая худенькая женщина со светлыми волосами, небрежно увязанными в хвост, — леди Резеда. Половина из наших преподавателей скрывает свои истинные имена под цветочными кличками — ибо восьмой закон Бонюица гласит: «Знание полного и ИСТИННОГО имени объекта или процесса дает возможность контролировать его». Только очень сильные (и очень самоуверенные) маги работают под своими собственными именами.

И мы пошли всей толпой — тридцать человек — за этой невзрачной женщиной в зеленом брючном костюме. Леди Резеда что-то рассказывала тихим своим голосом тем, кто шел рядом с ней. Обойдя главный корпус университета, мы пошли между заводом и университетским городком в сторону реки. Кто-то из наших шутников кинул магический шарик в проезжавшую мимо машину, и тот взорвался, обдав автомобиль потоком зеленого света, но не причинив, впрочем, никакого вреда водителю. Какое-то время я шла одна, а потом сбоку вдруг возник Один.

— И что это тебя так тянет в Нортумберленд?

Он разглядывал меня своими карими глазами, и в них плескались солнечные лучи. Я молчала. Мне казалась, что он попытается прочесть мои мысли, но Один ничего такого не сделал. Просто шел рядом и улыбался свойственной ему немного кривоватой улыбкой. Чего уж тут скрывать — он мне нравился, совсем чуть-чуть, но все же нравился, с первого курса, с того самого момента, как я его увидела. В нем всегда было что-то трагичное, словно предчувствие будущих мучений. Не совсем маг, не совсем воин, странный, иногда отчаянный, иногда рассудительный, он действительно нравился мне…

Но легкий расчет был в этом легком влечении. Из всех, кого я знала, он был единственным, кто мог бы оценить мои способности, мой ум. Потому что больше во мне нечего было ценить. А я так хотела нравиться — людям, а не стихиям. Я была тогда просто дурочкой, но поняла я это гораздо позже.

— Ну, так, что, Рогни?

— Мне там нравится, — сказала я, надеясь (и зная!), что он не принудит меня сказать правду. Это единственное, что они обо мне никогда не узнают. Никогда. Ни за что.

— В Эствиге тебе тоже нравилось…

— Я ведь уже сказала, что поеду в Эствиг, чего же тебе еще надо?

Это было самое близкое подобие бунта, на которое я могла отважиться. Но Од посмотрел на меня так, как только он умел смотреть, — карие глаза вдруг полыхнули синим. И я замолчала. Я не боялась Одина, ни тогда, ни потом; может быть, я была единственной, кто не боялся его, но спорить с ним — испытание не из последних. К тому же не хотелось мне спорить, мне хотелось забиться в какой-нибудь угол и плакать в этом углу. Почему все так плохо в моей жизни, почему я ни на что не могу решиться?..