Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

– Но это же неправильно! – Примус провел свободной рукой маленькую разведку, которая выявила полную благосклонность партнерши. – Он ведь мог заболеть, под машину попасть! Да мало ли что могло случиться? А у вас там совместимость, резус-факторы, группы крови, верно?

– Все это есть на карточке, – пробормотала Вика, расстегивая халатик. – Фамилии донора нет. Да не озирайся ты, Колечка, испуганно, я дверь заперла и Машке сказала, чтобы нас не беспокоили, – щелкнула Примуса по носу и тихонько добавила: – В связи со сложностью выполняемой работы!

Уже позже, провожая Евграфова к выходу, Вика насмешливо заглянула ему в глаза.

– Ты уж заглядывай, Коля.

– Ты же сказала, что я в любовники не гожусь? – удивился Примус.

– Я же не сказала, что ты вообще ни на что не годишься, – хихикнула Вика и на мгновение прижалась к нему боком, жаркость которого ощущалась даже через халат. – Фиг с ним, сойдет и сухач с коробкой конфет!

Евграфов направил на каждую из женщин задание на производство установки по месту жительства, а сам занялся другими делами.

Ему удалось установить человека, столь нелестно отозвавшегося о Меднике на поминках. Им оказался младший научный сотрудник одной из лабораторий Института физиологии человека Михаил Соломонович Пинхасик. В институте его иногда называли «кружаным», Пинхасик всегда был полон идей, подчас весьма оригинальных, но не отличался усердием, которое могло бы огранить камень идеи до бриллианта научной гипотезы.

– А что я? – удивился Михаил Соломонович. – Разве я такое говорил? Говорил? А где? Не может быть, разве это место для серьезных разговоров? Ах, вы утверждаете, что я все-таки сказал?

Кустистые брови на лбу образовали задумчивый угол.

– То-то мне ваше лицо показалось знакомым, – сказал он Примусу. – А вы, значит, при этом разговоре присутствовали? Я вас помню, молодой человек, вы еще делали вид, что заняты делом, хотя любой нормальный человек, прежде чем приступить к нему, обязательно расстегнет ширинку. А вы этого не сделали, из чего я заключил, что наш разговор интересует вас куда больше, чем сохранность ваших джинсов. Вы не обижайтесь, молодой человек, на правду грешно обижаться.

Значит, вы говорите, я очень нелестно отозвался о Меднике? Не буду спорить, но вам не кажется, что человек имеет право на собственное мнение? Ах, вы считаете, что для такого мнения нужно иметь какие-то основания? Я вас правильно понял? А у меня были такие основания. Были, и все.

– Так поделитесь, – сказал Примус. – Ведь человека убили.

– Человека? – брови взлетели на середину лба. – Хапугу, молодой человек! И я не уверен, что это убийство надо обязательно раскрывать, ведь могут пострадать хорошие люди!

– И все-таки, – упрямо гнул линию Примус. – Хотелось бы услышать что-то более конкретное. Вы говорите общие слова, Михаил Соломонович, любого человека можно так обвинить. Виновен, мол, и все дела! Вы ведь ученый, Михаил Соломонович, знаете, что любая теорема требует доказательств.

– Это вы мне говорите? – брови Пинхасика сошлись над переносицей. – Мне? Между прочим, молодой человек, то, что я сказал, совсем не теорема. Это аксиома, слышите меня, ак-си-ома! Знаете такое слово?

В отличие от теоремы аксиома не требует доказательств. Но если вам нужны доказательства – извольте!

Он замолчал, осмотрелся по сторонам, по-хозяйски подошел к окну и налил в стакан из стоявшего там графина теплую воду. Примус с любопытством наблюдал за ним. Воду в графине он не менял уже недели две, поэтому реакцию собеседника он мог предугадать заранее.

– Какая гадость! – скривился Михаил Соломонович. – Вы что, головастиков в графине выращиваете? Я думал, в милиции с большим вниманием относятся к своему здоровью!

Вернувшись, он пододвинул стул ближе к столу, сел на него и строго оглядел оперуполномоченного.

– Поменяйте воду! – не посоветовал, а приказал он.

– Сегодня же! – согласился Примус.