Однако ударили морозы, и цыгане по льдинам добрались вначале до Огненной Земли, где их приятно удивило невежество и доверчивость местных аборигенов, а после недолгой, но прибыльной работы на острове, табор, наконец, перебрался на материк. Большинство цыган ушло к теплым местам, на месте остались лишь единицы, которые не могли оставить местных бар… аборигенов, которых можно было стричь, как баранов, — в любое время и с любого места.
Ответный рассказ Ильи Константиновича Русского потряс цыган, и они сразу же прониклись к нему сочувствием.
— Коней ковать умеешь? — дружелюбно спросил цыган Роман Михай. Илья Константинович отрицательно помотал головой.
— Бороны чинить? — уже не сомневаясь в отрицательном ответе, спросил цыган. — Кормушки для скота из труб ладить?
Русской не умел и этого. Сокрушенно поцокав языком, Роман Михай сказал:
— Несчастный человек, уже в годах, а ничему толковому так и не научился. Хочешь, я тебя воровать научу?
Почему-то стыдно было Русскому признаться простодушному цыгану в том, что воровскому искусству он сам мог бы поучить кого угодно, не зря же в свое время он возглавлял три инвестиционных фонда, две страховые компании и одно хитрое учреждение, занимавшееся по сути дела обыкновенным мошенничеством, которое учредители и работники меж собой называли селенгом. Селенг этот сводился к тому, что маленькая группа людей организованно собирала деньги с возможно большей группы людей, верующих в халяву, а собранные деньги тратились на нужды этой меньшей группы людей, а большей части объявлялось, что с халявой им не повезло и в силу предпринимательского риска все они могут смело говорить, что по жизни узнали суть поговорки «бедность не порок». Надо ли говорить, что счет шел на миллиарды, да что там миллиарды — триллионы рублей! А чему мог научить его малограмотный цыган? Искусству уводить из-под носа владельцев лошадей? Обманывать доверчивых председателей колхозов, окрашивая старые бороны черной краской и выдавая их за новые, или пуще того получать авансы в кассе сельхозартели и после этого уже не утруждать себя особым физическим трудом? Да мелко плавал он, этот цыган, но обижать его сейчас Илье Константиновичу было не с руки.
— Хорошему чего не поучиться! — согласно кивнул он.
— Человеком будешь! — заверил его Роман Михай. — В хромовых сапогах ходить будешь! Цепь купишь! Баб в бабках купать будешь!
В жизни довелось Илье Константиновичу в дни шальных загулов купать знакомых девиц в шампанском, молоке, йогурте, но в деньгах… Что говорить, идея эта сразу пришлась Русскому по душе, и даже тревога за свое будущее как-то отошла на второй план. Похоже, что Роман Михай знал толк в развлечениях, поэтому Илья Константинович сразу же доверился веселому и наглому цыгану и безбоязненно отправился с цыганской парой в их недалеко расположенное селение.
— Ты сегодня третий русский, — сказал Михай. — День какой-то неудачный. До тебя мы еще двоих встретили. Марьяна им гадала. Все они допытывались, удастся ли им какого-то бизнесмена пристрелить.
— Ну и что она им нагадала? — похолодев в душе, спросил Русской.
— Чистую правду, — пожал плечами цыган. — Не удастся им этого бизнесмена прикончить.
— А почему? — заинтересовался Илья Константинович.
— А как они это сделают? — сверкнул фиксой цыган. — Марина у них все деньги выманила и пистолеты в придачу.
— А где они теперь? — спросил Русской и осторожно огляделся по сторонам.
— Не знаю, — пожал плечами цыган. — Деньги, наверное, на новый пистолет зарабатывать пошли.
Табор представлял собой десяток живописных кибиток, беспорядочно расставленных вокруг большого шатра. Неподалеку от табора лениво паслись кони. У одной из кибиток ругались по-цыгански лохматые черноглазые ребятишки. От шатра, приставив ко лбу согнутую козырьком руку, смотрел рослый цыган с густой и окладистой бородой.
— Вот мы и дома, — сказал Роман Михай. — Водку пьешь?
Наутро, проснувшись с пересохшей глоткой и тяжелой головой, Илья Константинович Русской с трудом вспомнил детали вчерашнего веселья. Помнится, пили. Но это было естественно. В карты играли. И в этом он ничего предосудительного не увидел. Водки было много, картежников, жаждавших облапошить глупого русского, было и того больше. Но вот сколько было выпито и какой частью тела к нему повернулась картежная судьба, Русской при всем старании вспомнить не мог. Он лежал в шатре цыганского барона. На нем были хромовые сапоги, плисовые штаны и кумачовая рубаха. Кумачовая рубаха странно топорщилась у него на животе, словно Илья Константинович разъелся неожиданно быстро или был беременным. В последнее верилось с трудом, а поправиться за один день до такого состояния было невозможно. Илья Константинович сел, с трудом снял ремень и с оторопью уставился на груду долларов, высыпавшихся из-под рубахи. Поверх денег тяжело упал новенький еще в не вытертой ворони «вальтер». Откуда были эти деньги и пистолет, Русской вспомнить не мог. Торопливо стащив с левой ноги сапог, Русской зашарил в носке. Золотая кредитная карточка была на месте, но ясности в происходящее не внесла.