Налитая в стакан водка заставляла его на время замолчать, но вслед за звоном стаканов все начиналось заново. Когда «Смирновская» кончилась, полковник убежал в свой домик и принес оттуда трехлитровую банку самогона, который он по собственной рецептуре гнал из арбузов.
— Чист, как советская власть! — гордо кричал Николай Никанорович. — А горит как! Газету можно читать!
С большим трудом Игорю Дмитриевичу удалось отправить соседа отсыпаться. Пришлось даже его проводить немного. По дороге к своей даче бронетанковый полковник попытался спеть любимую песню вождя всех народов «Сулико», но быстро выяснилось, что он напрочь забыл слова, а слуха у него вообще никогда не было. Напившись из колодца холодной воды, Николай Никанорович начал уговаривать Куретайло бросить свою гнусную политическую деятельность и поселиться на даче.
— Грибов — море! — соблазнял он. — Сазаны немереные, сами в сети заворачиваются, полдня их потом выпутываешь! Да что — рыба! Ночью на поле акционерного общества выедешь, морковки и лука на полгода вперед накопаешь, помидорчиками да огурчиками на пятилетку запасешься!
На обратном пути, уже после переправы из Белослободска в город, заместителя губернатора остановил наряд ГИБДД на патрульной машине. Игорь Дмитриевич остановился сразу. Из предусмотрительности и осторожности. Время такое пошло, что лучше остановиться, борзые менты запросто могли по машине из автомата очередь дать. Объясняйся потом на небесах, что у тебя специальное удостоверение было за подписью начальника областной милиции с зеленой полосой и красным предупреждением дебилам в сапогах: «Не проверять!»
Старший наряда долго и подозрительно вертел удостоверение в руках, и все принюхивался к Игорю Дмитриевичу. По красной и обветренной роже мента было видно, что испытывает он нестерпимое желание заставить владельца заветного удостоверения пройти по осевой линии, а то и десяток раз присесть у машины. Куретайло подумал и показал ему свое служебное удостоверения. Совокупность документов оказала на милиционеров магическое действие: откозыряв, они сели в машину и отбыли по своим разбойным дорожным делам: людям настроение портить и по возможности на жизнь зарабатывать. А осадок неприятный на душе у Игоря Дмитриевича остался.
Менты фамилию прочитали, значит, засветился он, завтра слушки по городу поползут, что заместитель областного губернатора по городу в умате катается, еще и приплетут, что женщин легкого поведения снимал.
Приняв душ, Куретайло сунулся к жене, но та лишь подняла брови и сказала: «Здрасьте! Считать разучился, что ли?» Можно было подумать, что у мужа ее не было более важных забот, чем критические дни у жены и любовницы высчитывать!
Игорь Дмитриевич обозлился и едва не сказал вслух фразу из анекдота о всеобщем женском сговоре, но сдержался. Лег себе на застланную женой постель, посмотрел фильм из жизни бразильских буржуев и обиженно уснул. Даже ужинать не стал.
Спал он плохо, все снился ему сосед по даче, который заставлял Игоря Дмитриевича маршировать парадным шагом по скверу у областной администрации и распевать все ту же «Сулико». При этом Николай Никанорович зычно орал: «Выше! Выше ногу! Выше, мать твою! Я вас, гадов, научу Родину любить!»
С утра Игорь Дмитриевич, как водится, встал не с той ноги, полаялся с женой, порезал щеку при бритье, облился чаем и понял, что неприятностей у него будет более чем достаточно. Впору на работу было не ходить. Конечно, можно было вызвать на дом врача, благо что давление после вчерашних дачных возлияний было явно повышенное, но Куретайло опрометчиво пренебрег приметами и все-таки поехал на работу.
Едва он появился в кабинете, как зазвонил красный телефон. Как будто губернатор в окно за ним подсматривал, даже в кресло не дал сесть.
— Зайди ко мне, — буркнул Жухрай.
Куретайло еще не успел войти в отделанный турецкими рабочими под дерево кабинет губернатора, а Иван Николаевич уже обрушился на своего заместителя с упреками.
— Нет, ты мне скажи, у тебя голова на плечах есть? Или у тебя вместо головы задница?
— Иван Николаевич, — взмолился Куретайло, чувствуя беду.
— Что Иван Николаевич? — лиловое полное лицо губернатора свидетельствовало о его сильном душевном волнении. — Я тебе что сказал? Я тебе что приказал? Я тебя, паразита, о чем попросил?
Выпятив губы, он презрительно оглядел заместителя.
— Сказано было тебе — справки навести! Справки! А ты себе чего позволил? Да ты хоть понимаешь, что если бы с этим самым Даосовым что-нибудь случилось, я бы тебе яйца оторвал и к Филарету в хор петь отправил бы! Ты чем думаешь?
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
— Это… — Куретайло облизал пересохшие губы. — Вы хоть объясните, Иван Николаевич, в чем дело?
Это он для проформы спросил. Ежу было понятно, в чем дело. Полкаш этот экономический настучал, что Куретайло его на «Мистерию жизни» раньше губернаторских указаний нацелил. Однако такой бурной реакции Жухрая Игорь Дмитриевич никак не ожидал. Ну пожурить его мог губернатор за излишнюю самостоятельность, но чтобы так!