Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

Валерий Яковлевич Брюсов вспомнил то веселое время, толпы у магазина в дни завоза спиртных напитков, разъяренных пенсионеров, штурмующих отдел, и хмуро подумал: «Прибедняешься ты, Владимир Дмитриевич! Тебя за молоком стоять в то время под пулеметом не заставили бы! Три бутылки водки по талонам урвал бы, еще пять своей ветеранской книжечкой вытряс! И директор магазина хорош, это додуматься надо было, заставить молочный отдел водкой торговать! Не иначе он госторгинспекцию и обэхээсников прикормил». Впрочем, Валерий Яковлевич несколько кривил душой. Хорошее было время, перестройка только начиналась, законом была тайга, а медведь хозяином. Дорогой ты наш Михаил Сергеевич, уважаемая Раиса Максимовна! Именно тогда начали сколачивать свои состояния наиболее предприимчивые директора. А ради благой цели и уборщиц заставляли торговать, и из личных гаражей навынос водку продавали. А как же! Бизнес есть бизнес. На прилавок закрытого отдела копейка не падает. Он улыбнулся неожиданным воспоминаниям и отложил Маковецкого в сторону. Покачивая головой и задумчиво улыбаясь, он взял со стола следующую книгу.

Автором ее был некий Оскар Гегемонов, поэт городского шума, гений трамвайных искр и промышленной электросварки, как скромно было указано в аннотации. И называлась книжечка этого самого Гегемонова «Мелодии проката». Широка была строка у Оскара Гегемонова. Широка и объемна. В стихах своих Оскар Гегемонов душою не кривил, писал честно, что думал и чувствовал:

После работы тяжелой, выйдя за проходную, так хорошо с устатку выцедить кружечку пива, с белой, как облако, пеной, янтарного нежного цвета.
Город родной мой Царицын!
Как хорошо в нем летом!
Да и зимой прекрасно.
Выйдешь зимой с работы, сядешь в кафе уютном, примешь сто грамм с устатку…

Свят, свят, свят! Обереги меня от лукавого! Сговорились они, что ли? И Анна, похоже, вконец сдурела — больному ребенку такие книжки покупать! Да после чтения таких стихов и трезвенник запьет! Валерий Яковлевич торопливо открыл третью книгу и успокоился — это был сборник стихов Евтушенко. И это обнадеживало. Евгений Александрович о пьянке писать не станет. Евгений Александрович — серьезный поэт. Евгений Александрович обычно пишет о любви или о политике. Политический лирик. И впрямь, первое стихотворение было нежным и лирическим, Брюсов прямо размяк душой, читая его. Но строки следующего стихотворения его повергли в тихое и отчаянное недоумение.

В старой рудничной чайной
городским хвастуном,
молодой и отчаянный,
я сижу за столом.
Пью на зависть любому,
и блестят сапоги.
Гармонисту слепому
Я кричу: «Сыпани!»…

М-да! Валерий Яковлевич крякнул, торопливо захлопнул томик, посидел немного над разноцветными книжицами, встал, прошелся по кухне, постоял задумчиво у окна, потом решительно поставил на стол хрустальную рюмку, открыл холодильник и достал ледяную запотевшую… «Интересно, — подумал он, наливая холодную водку в пузатую рюмку, — носил ли Евтушенко сапоги? И если носил, то где? Неужели в Кремль на приемы ходил?» Поднести стопку ко рту он не успел.

— Андрюша! — услышав голос жены, Брюсов испуганно повернулся, привычно пряча бутылку за спину.

Анна Леонидовна белой лебедушкой вплыла на кухню, царски взмахнула рукой, в которой была зажата рекламная газета. Бутылки в руке мужа и рюмки на столе она пока не замечала.

— Нашла! — радостно сказала она. — Вот, посмотри! Я сразу подумала, что этот человек нам обязательно поможет!

Валерий Яковлевич взял газету и прочитал объявление.

Вылечу души и кармы сменю,
Беса любого в момент изгоню.
Сделаю все с минимальной оплатой
Вас уважающий Рудольф Н. Платов.
43–47–45.
Порчу и сглазы могу также снять.

Брюсов вздохнул и погладил жену по спине.

— Что ты, Анюта! Это же самый настоящий шарлатан! И стихи у него графоманские. Ты погоди, мне кажется, я нашел нужного человека! Завтра я к нему своего референта пошлю.

Глава одиннадцатая