Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

У Брюсова чесались кулаки, но бить было некого. Не станешь ведь самого себя бить кулаками по голове! С каким удовольствием он бы сейчас хрястнул по чисто выбритой физиономии своего ненавистного соперника!

— Вот-вот, — сказал с левой половины Жухрай. — Допер? Мы теперь с тобой одно целое, дорогой мой Валерий Яковлевич! Я тебе что гуторю? Это раньше мы с тобой соперниками были, теперь мы — соратники. Братья, так сказать, по разуму! По мозгам, значит! — Он замолчал, потом осторожно спросил сидящего в правом полушарии Брюсова: — А ты ничего не чуешь?

— Чувствую, — признался бывший единоличный хозяин тела.

— А что ты чуешь? — с интересом поинтересовался из левого полушария Жухрай.

— Морду тебе хочется набить! — Валерий Яковлевич Брюсов сжал кулаки с такой силой, даже костяшки побелели.

Иван Николаевич Жухрай бережно разжал кулаки.

— Не горячись, — посоветовал он. — Сам понимаешь, это все равно что самого себя бить… Ты же, Валера, не мудахист какой, чтобы от собственной боли кайф испытывать? Я тебе про другое гуторю. Лично у меня такое, товарищ, чувство, что я словно бы на части разодранный. Будто часть меня здесь присутствует, а другая часть где-то далеко, далеко…

Валерий Яковлевич поднялся с постели и принялся нервно расхаживать по комнате. Странное дело, теперь ему казалось, что левый глаз видит как-то не так. Более того, теперь Брюсову казалось, что левый глаз и смотрит как-то не так. Было в нем нечто от пристального коммунистического прищура губернатора.

Разговаривать не хотелось. Однако и прежней ненависти к своему политическому противнику Валерий Яковлевич не чувствовал. Глупо ненавидеть то, что живет в тебе. Было ощущение обреченности. Вот ведь влип! Что же теперь, всю оставшуюся жизнь с зашоренным идиотом в голове жить? Он тяжело вздохнул.

— Нет, — сказал он. — Не знаю, как ты, а я вроде бы в целостности. Ну, может, чего несущественного и не хватает. По мелочам, вроде памяти.

— Завидую я тебе, братишка, — сказал Жухрай. — А тут вот сижу, гляжу по сторонам. И все мне не так! Словно бы меня в тыл к американцам забросили. Вроде бы и гуторят вокруг по-нашему, и обстановочка у тебя в квартире, как у меня. А все равно — все неродное. Последний раз я такое испытывал, когда в Германию ездил по обмену опытом. Вот, помню, губернатор ихний из Мюнхенских земель… герр Шредер… вроде и мужик неплохой, и шнапс пьет, как воду, даже без закуси… А все равно все чужое. И коровы не такие, и поля аккуратненькие, как в опытном хозяйстве института земледелия… И колхозники там сытые и толстенькие, как инструктора из моей администрации!

Голос губернатор жужжал внутри черепа, словно пчела забралась в тюльпан, обпилась нектара и никак не могла выбраться наружу. Густой был голос, вязкий такой.

Валерий Яковлевич снова принялся мысленно приглядываться к себе. Никаких отклонений особенных он пока не замечал. Но, положа руку на сердце, кто бы из читателей этих строк смог бы с ходу определить, вся ли его личность на месте, или чего-то в ней не хватает? И неудивительно — ведь все мы живем в дурдоме, именуемом современной Россией. В происходящих событиях в ней трудно разобраться даже квалифицированному врачу-психиатру, что уж говорить о тех, кого всегда именовали простыми людьми! Нас жалеть надо! Такой диагноз, как вялотекущая шизофрения, можно смело ставить двум третям населения страны. Или даже всему населению, ведь все что происходит вокруг нас — это и есть самая настоящая вялотекущая шизофрения. В каждом из нас живет бескорыстный строитель коммунизма и одновременно хапуга, жаждущий личного достатка. И что интересно, — они ведь прекрасно уживаются и стараются друг другу не мешать. Потому как очень хочется жить в достатке и при этом знать, что впереди тебя ждет светлое будущее.

— Знаешь что? — начал Жухрай. — Давай, дорогой мой Валерий Яковлевич, придем к консенсусу. Все-таки нам теперь с тобой придется все делить — от жены до губернаторского кресла. Ты только прикинь, мы ведь вместе такого можем наворотить, чертям в аду тошно станет!

При упоминании ада и его обитателей Валерию Яковлевичу стало нехорошо. Захотелось консенсуса, пусть даже со своим политическим противником.

— Это ты погорячился, — понял его и согласился Жухрай. — Однако не будем нервничать раньше времени, товарищ! Безвыходных положений не бывает! Выкрутимся, браток!

Брюсов вздохнул и снова сел на постель.

— Умные люди всегда договорятся, — сказал Жухрай. — Выше голову, ты же все-таки член партии, хотя и бывший. Вообще-то, братишка, когда выяснилось, что мы с тобой в одном теле обитаем, я попервам шибко расстроился. Никак не мог в толк взять, что дальше делать. А теперь вижу, что различия промеж нас небольшие. Нервный ты только слишком, оттого и выгоды своей сразу ухватить не можешь.

— Так кто из нас теперь губернатором будет? — поинтересовался Брюсов. — Выборы ведь я выиграл!