«Вот дерьмо! — удивленно сказал Жухрай, нащупывая в кармане зажигалку. — Кто это?» — «Кто, кто… — смущенно сказал Брюсов. — Референт это мой, Станислав Аркадьевич Терентьев. Он мне всегда о разных нарушениях сигнализирует!» — «Нет, — сказал Жухрай. — Ты как хочешь, а я сейчас этого стукача с позором выгоню!» — «Знаешь, — подумав секунду, отозвался сожителю Брюсов. — Я уж сам. Мой грех, мне и разбираться…»
Дальнейшими событиями референт мэра Станислав Аркадьевич Терентьев был весьма удивлен. Секретарша, в течение дня наблюдавшая вынос уже второго тела, была удивлена еще больше.
Глава двадцать девятая
Откровенно говоря, Борис Романович Даосов поехал в совхоз «Новонадеждинский», ставший по велению времени акционерным обществом, для очистки совести. Реинкарнатор и сам не мог объяснить, почему он поехал в совхоз. С одной стороны, обществу было бы лучше, если бы такие люди, как Бородуля, вели себя пристойно и не отвлекали сограждан от строительства очередного светлого будущего. Но с другой стороны, слово Даосовым однажды было дано, и не привык Борис Романович данному слову изменять.
События последних дней оказали на реинкарнатора неизгладимое впечатление. Кто бы мог подумать, что в результате неудачного обмена душ губернатор и мэр объединят свои усилия? Такие разные люди, а вот гляди ж ты, — нашли общий язык! Это только говорят, что люди разных политических взглядов не имеют точек соприкосновения. На самом деле все значительно проще. Запах денег стирает не только политические разногласия, он толкает к объединению, казалось бы, абсолютно разных по характеру людей. С момента неудачного душеобмена губернатор и мэр почти не расставались. Тут и гадать не стоило, кто станет правой рукой Брюсова, когда мэр заступит на губернаторский пост.
Бывший губернатор Иван Николаевич Жухрай заговорил о приватизации объектов федерального значения, а пока еще остающийся на посту мэра Брюсов — о национализации городских. Можно было не сомневаться, оба они видели личные перспективы объявленных экономических преобразований.
Также дружно они призывали «жухраевцев» и «брюсовцев» оставить заборотворчество и прийти к желанному консенсусу. «Сделаем наш город садом!» — призывал бывший мэр. «Добьемся для нашей области свободного экономического статуса!» — вторил ему бывший губернатор. Что и говорить, неплохо было бы жить в саду и стричь купоны с необлагаемой федеральным налогообложением экономической деятельности. Пока Брюсов осторожно высказывал одобрение политике президента и говорил о необходимости сильной руки в управлении обществом, Жухрай громогласно заявлял о необходимости дальнейшего развития демократии в обществе. Оба соглашались с тем, что кухарки с управлением государством, естественно, не справятся, но бывшим работникам госбезопасности это вполне доступно. «Построил лагерь, — говаривал Валерий Яковлевич Брюсов, — построит всю страну!». Жухрай с ним соглашался. «Правильно гуторишь, если он „медведей“ сумел построить, то людей по ранжирам поставить — ему раз плюнуть!»
В переходе на улице Комсомольской появились прилично одетые люди, играющие на аккордеонах и скрипках.
жаловались они, кивая на поставленный рядом открытый чемодан.
Стихи были неважные, рифмы довольно неуклюжими, да и мелодия казалась слишком простенькой, но изредка певцам подавали. Даже милиция новоявленных попрошаек не гоняла. Все-таки люди не на новый «мерседес» собирали — на хлеб зарабатывали!
В совхоз «Новонадеждинский» Даосов добрался около десяти часов утра. Узнав о цели визита, директор недовольно покрутил головой.
— Понимаю тебя, Романыч, но навстречу пойти не могу. Да у нас на этом баране все держится! Это ж вожак от Бога! Он на прошлой неделе двух волков загрыз, «уазик» с любителями халявного мясца перевернул! Не могу я его лишиться! И народ меня не поймет… Боря, ты мне, конечно, друг, но порядок в стаде дороже!
Даосов вздохнул.
— Ты, Федор Степанович, извини, но ты сейчас как рабовладелец рассуждаешь. Все-таки это не баран, о человеке речь идет. Пусть Бородуля плохой, но все-таки человек!
— Да с ним пастуха никакого не надо! — с жаром сказал директор. — Его бараны с полублеяния слушаются, овчарки перед ним на задние лапы встают!
— Вот мы его и спросим, — сказал Даосов. — Где стадо?