Скорей, скорей! Он мчался в ночи широким махом, оставляя позади милю за милей. Ночной лес жил своей, тайной, жизнью. Вот в ноздри Скафлоку ударил сильный запах зайца, и ему сразу стало ясно, что заяц этот притаился, не помня себя от страха, где-то совсем рядом. Волчья пасть тут же наполнилась слюной. Усилием воли Скафлок не дал зверю возобладать над человеком и, не позволив себе даже остановиться, устремился дальше. Мимо проносились деревья, холмы, спящие надо льдом реки. С того времени как отправился он в дорогу, луна успела уже пройти немалый путь по небосклону. А он бежал вперед и вперед своим неутомимым, размашистым волчьим махом.
Наконец вдали показался темнеющий на фоне покрытого низкими тучами неба силуэт Эльфхолма. В горделивом облике замка Скафлоку почудилось в тот миг нечто зловещее. Эльфхолм, любимый с детства Эльфхолм не был уж больше его родным домом, где можно укрыться ото всех невзгод! Захваченный неприятелем, превратился он во вражескую твердыню.
Прижимаясь к земле, Скафлок пополз к замку. Вся работа острого звериного чутья его была направлена на одну цель: почуять издали приближение врага.
До него донесся острый, похожий на змеиный, запах троллей. Шерсть на загривке у него встала дыбом, клыки обнажились. К запаху троллей примешивался и другой, еще более страшный, дух. Пахло страхом, болью и не находящей себе выхода, подспудно тлеющей ненавистью.
Своими близорукими волчьими глазами он не мог как следует разглядеть парапета стены, под которой притаился, однако, слышал у себя над головой шаги прохаживавшихся там тролльих стражей, чувствовал их запах. Тело его трепетало от почти непреодолимого желания вцепиться зубами врагу в глотку и рвать ее, рвать…
«Спокойно! — сказал он себе. — Стражники прошли мимо. Самое время сменить обличие».
Поскольку в тот момент он был уже под воздействием оборотнических чар, для нового превращения достаточно было одного лишь усилия воли. Снова все тело его свело судорогой, оно уменьшалось в размерах и преобразилось. Разум и чувства на миг затуманились. И вот уже расправил он широкие орлиные крылья и взмыл в вышину.
Зрение его обострилось до крайности, до недоступного даже воображению человеческому предела. Сладостное ощущение полета охватило все его существо, до самых кончиков перьев, и душа неудержно рвалась в бескрайний небесный простор. Но разум его не дал опьянению этому возобладать над тем, к чему звал его долг. Орел не сова, в темноте он видит всё же неважно, а для троллей предоставляет собой отличную мишень.
Перелетев через крепостную стену, он опустился подле увитого плющом донжона, в густой тени. И снова предстояло ему превращение. Оно отняло у Скафлока немало сил, и, обратясь выдрой, он был вынужден немного передохнуть, прежде чем пойти дальше.
В этом обличии обоняние у него было несколько хуже, чем у волка, но все же куда острее людского, зрение же было лучше, чем у человека, а слух примерно такой же. Тело его вдруг стало необычайно чутким. Каждое прикосновение шерстинок ли, усов ли, к посторонним предметам посылало в мозг сведения, для которых в человеческих наречиях и слова-то не найдешь. Собственная же резвость, упругость мышц и блеск здоровой, не знающей паразитов шерстки безмерно радовали тщеславное, жизнерадостное, дерзкое сердце крошечного зверька.
Он затаился, присматриваясь, прислушиваясь, принюхиваясь.
Вот часовые на стенах стали перекликаться между собой. Должно быть, кто-то из них заметил-таки залетевшего во двор замка орла. Лучше здесь не задерживаться.
Зверек побежал вдоль стены, стараясь держаться в тени. Выдра все же недостаточно мала для таких дел. Лучше бы ему было обернуться лаской или крысой. Легче было бы незамеченным проскользнуть во внутренние покои замка. Но выбора у него не было. Спасибо, Фрида привезла хоть эти-то три волшебных шкурки. Нежность к возлюбленной захлестнула все его существо. Но он не позволил себе даже остановиться, чтобы подумать о ней. Не сейчас, потом, позже.
Надобная дверь была открыта, и он проскользнул внутрь. Он уже пересек донжон. Это помещение находилось у противоположной по сравнению с главным входом стены. Скафлок знал переходы замка как свои пять пальцев. Топорща задорно торчащие во все стороны усы, он втянул носом воздух. В ноздри ему ударил сильнейший запах троллей, к которому примешивался, однако же, не менее острый запах сна. Тут ему повезло. Несколько троллей бесцельно шатались туда-сюда по палате, но мимо них совсем нетрудно будет проскользнуть незамеченным.
Он пробежал в пиршественный зал. Там повсюду валялись безобразно храпящие, в стельку пьяные тролли. Бесценные, по-прежнему висевшие на стенах гобелены были все изорваны, мебель исцарапана и залита вином, старинные золотые и серебряные панели с каменьями исчезли: победители, видимо, присвоили их себе. — Уж лучше бы на нас напали гоблины, — подумал Скафлок. — Те хоть умеют себя вести. А эти грязные свиньи….