Фантастическая сага; Сломанный меч

Фрида долго лежала без сна, глядя в стену. Потом Оса принесла еды и заставила ее поесть немного, шепча ей что-то ласковое, как маленькому ребенку, и с материнской нежностью гладя ее по волосам. Тогда Фрида заплакала. Плакала она долго и на удивление беззвучно, Оса же держала ее в своих объятиях. Выплакавшись, Фрида уснула.

Позже Торкель предложил ей пожить пока в его доме, и она согласилась. Хотя она вскоре совершенно, вроде, оправилась, теперь никто не узнал бы в ней прежней веселой, жизнерадостной Фриды.

Торкель попросил ее рассказать, что с ней случилось Она страшно побледнела и потупилась, так что он, испуганный, тут же сказал:

— Нет, нет. Не говори, коли не хочешь.

— Нет смысла скрывать правду, — проговорила она так тихо, что он едва мог разобрать ее слова. — Валгард морем отвез нас с Асгерд на восток, к одному конунгу-язычнику, благосклонности которого он надеялся добиться таким даром. Но едва высадился он со своей дружиной на берег, как на них напал… другой викинг, вскоре обративший их в бегство. Асгерд погибла в той схватке, меня же хёвдинг этот взял с собой. Но потом, не имея более возможности держать меня при себе из-за… одного важного дела, он оставил меня подле пепелища отцовой усадьбы.

— Доспехи и одежда у тебя были какие-то чудные…

— Мне дал их тот викинг, а где он их взял, не знаю. Я часто сражалась в битвах вместе с ним. Он был хороший человек, хоть и язычник, — Фрида, не отрываясь, глядела в пылающий в очаге огонь. — По правде, он был самый лучший, самый храбрый, самый добрый из людей. — Губы ее дрогнули. — И это понятно. Он ведь был хорошего рода.

Она вдруг вскочила и бросилась вон из комнаты. Глядя ей вслед, Торкель пробормотал, задумчиво теребя свою бороду:

— Всей правды она не сказала. И не скажет никогда.

И действительно, большего она не открыла даже священнику на исповеди. После той исповеди, уйдя одна из дома, взошла она на вершину высокого холма и остановилась там, глядя в небо. Зима была уже на исходе, и день выдался ясный и нехолодный. Небеса были голубы, искрился на солнце снег.

Фрида тихо проговорила:

— Я совершила смертный грех, не сказав исповеднику, кто был тот, с кем делила я, не обвенчавшись, ложе. Но пусть этот груз останется лишь на моей душе, и я унесу его с собой в могилу. Отец Небесный, ты ведь знаешь, что грех наш был слишком чудесен и нежен, чтобы назвали его ужаснейшим из слов. Покарай меня, Господи, но его пощади. Ведь не ведал он, что творит, — она зарделась. — Мне кажется, что ношу я под сердцем бремя, что ведомо тебе, Мария. Нельзя, чтобы на невинного ребенка этого с рождения легла тень того, что сотворили его родители. Отец Небесный, Богоматерь Пресвятая, и ты, Спаситель, делайте со мной, что хотите, но пощадите невинного младенца.

Сойдя с холма, она почувствовала, что на душе у нее стало легче. Лицо ее раскраснелось от студеного ветра, волосы сверкали в лучах яркого солнца медью и бронзой, серые глаза были ясны. И когда повстречала она по пути домой Аудуна сына Торкеля, на лице ее играла улыбка.

Хотя Аудун был примерно ее возраста, на вид он был совершенно взрослый уже парень, высокий и широкоплечий. Он и в хозяйстве отлично со всем управлялся, и имел все задатки к тому, чтобы стать незаурядным воином. Завидя Фриду, он по обыкновению своему зарделся как маков цвет, застенчиво улыбнулся (красна девица, да и только!) и побежал ей навстречу, так что кудрявые белокурые волосы его вились по ветру.

— Я… искал тебя, Фрида, — проговорил он.

— Зачем? Осе что ли, нужно помочь по хозяйству?

— Нет, не совсем. То есть, совсем нет. Просто… я хотел поговорить с тобой.

Он пошел рядом с нею, потупив глаза, и лишь изредка украдкой взглядывал ей в лицо.

— Что ты собираешься делать дальше? — выпалил он вдруг.

При этих его словах чувство умиротворения вдруг покинуло Фриду. Она взглянула в небо, потом окинула взором раскинувшиеся вокруг поля. Моря с того места не было видно, но погода была ветреная, и издали доносился его неумолчный шум.

— Не знаю, — проговорила она. — Особого выбора у меня нет.

— Нет, есть! — воскликнул Аудун. Но больше он не сумел выговорить ни слова, хоть и ругательски ругал себя за это в душе.

Зима отступала уже, теснимая веселой воительницей весной. Фрида по-прежнему жила в доме Торкеля. К тому, что она ждет внебрачного ребенка, все отнеслись спокойно: чтобы не забеременеть после всего, что случилось, надо было страдать бесплодием. От обычных в ее положении утренних приступов тошноты она почти не страдала, то ли благодаря отменному здоровью, то ли от того, что общение с эльфами не прошло для нее даром. Поэтому она могла помногу помогать приютившей ее семье по хозяйству, а когда работы не было, то совершала долгие прогулки, когда повезет, одна, а когда не повезет, то с неотвязным Аудуном.