Фантастические сказки.

— Если он захочет меня видеть, то не постесняется явиться ко мне и в клуб, — размышлял он. — Ведь он столько понимает в приличиях, сколько свинья в апельсинах. Мне вовсе не желательно, чтобы он вдруг вскочил в курительную из-под пола. Не понравилось бы это и клубным старшинам.

Он долго еще сидел, в надежде, что появится Факраш, но джинн не давал о себе вестей, и Гораций начал тревожиться. «Хорошо бы, если бы можно было призвать его звонком, — думал он. — Если бы это зависело от какого-нибудь кольца или лампы, я бы потер то или другое, но бесполезно тереть эту бутыль, да он ей и не подвластен. По всей вероятности, он чувствует, что не особенно-то отличился и считает благоразумным держаться пока подальше. Но если он воображает, что таким образом выигрывает, то увидит, что ошибся.

Его сводила с ума мысль, что несчастный профессор продолжает страдать час за часом в столь несвойственном ему образе мула, с нетерпением ожидая избавления, которое все не приходит. Если так будет продолжаться еще, он даже может умереть с голоду, если семья не догадается достать ему овса и не убедит его поесть. И сколько времени удастся им скрывать сущность его несчастья? Сколько пройдет времени, пока Кенсингтон и весь цивилизованный мир не узнают, что один из выдающихся европейских ориенталистов без устали топчется на четырех ногах у себя в кабинете?

Мучимый этими представлениями, Вентимор пролежал без сна далеко за полночь, а потом впал в тревожный сон, полный видений, не более нелепых и фантастических, чем действительность, подавшая к ним повод.

13. ВЫБОР ЗОЛ

Даже утренний холодный душ не привел Вентимора в его обычное хорошее настроение. Отослав завтрак нетронутым, он стоял у окна и мрачно глядел на сырую зеленую траву парка, на синевшее вдали Аббатство, на башню Виктории и на огромные газовые фонари, тускло маячившие в мглистом тумане.

Он почувствовал глубокое отвращение к своей конторе, куда так недавно шел со светлыми надеждами и воодушевлением. Там для него не оставалось работы. Вид рабочего стола был ему невыносим своей немой насмешкой.

Не мог он также с достоинством показаться в Коттесмор, пока положение не изменилось, и так должно было продолжаться до свидания с Факрашем.

Когда вернется джинн или — о, страшное сомнение! — он никогда не возвратится?

— Факраш! — Он громко застонал. — Не может быть, чтобы ты покинул меня в таком дьявольском положении!

— К твоим услугам! — произнес знакомый голос позади него. Он обернулся и увидел своего джинна на ковре перед камином; при осуществлении его заветного желания, все его негодование вспыхнуло опять.

— Ах, вот вы где! — сказал он с досадой. — Где вы пропадали так долго?

— Не на земле, — был краткий ответ, — а в заоблачных мирах, чтобы найти средство, как увеличить твое благополучие.

— Если вы там имели такой же блистательный успех, как здесь, — резко возразил Гораций, — то я вас покорно благодарю.

— Я более, чем удовлетворен, — отвечал джинн, который, подобно другим достопочтенным особам, был недоступен для иронии, — твоими заверениями в признательности.

— Я вовсе не признателен, — сказал Гораций, пылая гневом. — Я чертовски расстроен!

— Почему ты так встревожен? Чем ты еще недоволен?

— За коим чертом превратили вы заслуженного и безобидного ученого в бессловесного мула? — разразился Гораций. — Не для насмешки ли?..

— Это было очень легко, — сказал джинн, благодушно пропуская сквозь пальцы жидкие пряди своей бороды. — Я не раз совершал такие превращения.

— Тогда стыдитесь, вот и все! Теперь вопрос в том: как вы ему вернете прежний вид?

— Я далек от того, чтобы изменить сделанное, — был назидательный ответ.

— Что! — воскликнул Гораций, не веря своим ушам. — Вы, надеюсь, но намерены оставить несчастного профессора в таком виде навсегда?

— Никто не может отвратить предназначенного судьбою.

— Очень может быть. Но никем не предназначено, чтобы ученый человек вдруг был унижен до скотского образа на весь остаток своей жизни. Судьба не так глупа.

— Не презирай мулов, эти животные полезные и ценные в хозяйстве.

— Но — будьте вы прокляты! — разве у вас нет воображения! Неужели вы не можете представить себе, каково человеку обширной образованности и громкой известности, внезапно попавшему в такое унизительное положение?

— Да падет вина на его же голову, — холодно сказал Факраш. — Он сам навлек на себя эту участь.

— Что же, вы полагаете, что этим фокусом принесли мне пользу? Будет ли он теперь более расположен в пользу моей женитьбы на его дочери?

— У меня нет того намерения, чтоб ты взял себе в жены его дочь.

— Одобряете ли вы или нет, а я намерен на ней жениться.

— Наверно, она не пойдет за тебя, пока отец ее будет оставаться мулом.

— В этом я согласен с вами. Значит, вы так понимаете ваше содействие мне?

— Я не принял в расчет твоих интересов в данном случае.

— Будете ли вы добры принять их во внимание теперь? Ведь я дал слово, что он вернется к своему прежнему виду. На карте не только мое счастье, но и моя честь.

— Осуществление невозможного не связано с потерей чести. А это дело не может быть уничтожено.