Фантастические сказки.

— О, у меня не было никакой особенной работы. Я не могу назвать себя занятым человеком… к несчастью, — сказал Гораций с гордой откровенностью, не желая скрывать того, что другие уже превосходно знали.

— Ах, это очень мило с вашей стороны не придавать этому никакого значения, но все-таки он не должен был делать этого… после такого короткого знакомства. А еще хуже то, что он неожиданно ушел сегодня, но он скоро вернется, если вы ничего не имеете против того, чтобы подождать немного.

— Это совершенно лишнее, — сказал Гораций, — потому что каталог объяснит ему все. Все вещи, которыми он интересовался, были проданы за гораздо большую сумму, чем он предполагал дать, я не мог купить ни одной из них.

— Я положительно радуюсь этому, — сказала г-жа Фютвой, — потому что его кабинет переполнен всяким хламом, и мне не хотелось бы, чтобы весь дом был похож на музей или антикварную лавку. Мне стоило страшного труда убедить его, что огромный, пестрый, позолоченный ящик от мумии не вполне подходящая вещь для гостиной. Садитесь, пожалуйста, г. Вентимор.

— Благодарю вас, — сказал, заикаясь, Гораций, — я не могу остаться. Если вы будете добры передать профессору, как я был огорчен, не застав его дома, и вручить ему эти деньги, которые он мне оставил на всякий случай, я… я больше не буду вас затруднять моим присутствием.

Обыкновенно он не смущался в обществе ни при каких обстоятельствах, но теперь был охвачен диким желанием бежать, которое заставило его, к его собственному огорчению, держать себя, как робкий школьник.

— Пустяки, — сказала г-жа Фютвой. — Я уверена, что мой муж был бы очень недоволен, если бы мы по удержали вас до его прихода.

— Мне в самом деле нужно идти, — сказал он довольно решительно.

— Мы не должны принуждать г-на Вентимора оставаться, если он так очевидно хочет уйти, — сказала Сильвия холодно.

— Хорошо, я не буду удерживать вас или удержу лишь ненадолго. Не можете ли опустить мое письмо в почтовый ящик, когда будете проходить мимо? Я его почти кончила, и оно непременно должно пойти сегодня, а моя горничная Джесси так простудилась, что мне не хотелось бы посылать ее.

После этого нельзя было бы не остаться волей-неволей.

Ведь это займет только несколько минут! Сколько времени Сильвия может пожертвовать ему! Он не будет беспокоить ее опять. Г-жа Фютвой пошла к письменному столу. Сильвия и он остались одни.

Она села недалеко от него и сказала несколько общих фраз, явно только из простой вежливости.

Он отвечал машинально и с ужасом думал, неужели это та самая девушка, которая так дружески и так очаровательно доверчиво болтала с ним в Нормандии несколько недель назад?

Всего ужаснее было то, что она была очаровательнее, чем когда-либо: ее тонкие руки блистали белизной сквозь черное кружево рукавов, золотые нити искрились в мягких волнах каштановых волос при свете стоявшей сзади нее лампы, слегка нахмуренные брови и опущенные углы губ, казалось, выражали скуку.

— Как страшно долго мама пишет письмо! — сказала она наконец. — Пожалуй, лучше пойти и поторопить ее.

— Нет, пожалуйста, не ходите… разве только вы уж очень хотите избавиться от меня!

— А мне казалось, что это вы уж очень хотите убежать, — сказала она холодно. — И вообще, наше семейство отняло у вас достаточно много времени в один день.

— Не так вы разговаривали со мной в Сен-Люке! — сказал он.

— В Сен-Люке? Может быть! Видите ли, в Лондоне все делается иначе.

— Совсем иначе.

— Когда встречаешься с людьми за границей, они часто кажутся очень милыми в обществе, — продолжала она, — так что невольно считаешь их интереснее, чем они есть в действительности. Потом встречаешься с ними опять и удивляешься, чем только они могли нравиться! И бесполезно притворяться, будто относишься по-прежнему, потому что, обыкновенно, они начинают понимать это раньше или позже. Вам это не кажется?

— Совершенно с вами согласен, — сказал он, сильно задетый, — хотя и не знаю, чем заслужил подобные слова.

— О, я не хотела вас обидеть. Вы были бесконечно добры, я не могу себе представить, как папа мог ожидать, что вы возьмете на себя столько хлопот ради него. И все-таки вы это сделали, хотя, конечно, вам было крайне неприятно.

— Боже мой, да разве вы не знаете, что я был бы только слишком счастлив, имея возможность оказать ему хоть малейшую услугу… или вообще кому-нибудь из вас?

— Судя по вашему виду, когда вы вошли, вы были все что угодно, только не счастливы. Судя по вашему виду, у вас была единственная мысль: кончить это дело как можно скорее. Ведь вы же сами знаете, что теперь вы страстно хотите, чтобы мама кончила письмо и отпустила вас. Неужели думаете, что я этого не вижу?

— Если это верно или верно только отчасти, — сказал Гораций, — неужели вы не можете догадаться почему?