Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый

Я не могу долго занимать ваше время, но скажу еще одно. Мне кажется, нам, в этом Соборе русской земли, следовало бы уже объявить наше твердое желание, чтобы Россия гласно и открыто признала себя республикой. (Голоса: «Правильно!» Все встают. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию.) При этом, граждане, республикой федеративной! Товарищи и граждане, заметьте, я не понимаю федерацию в том смысле, в каком это слово употребляют, говоря о федерации в Германской империи: это не федерация. И если бы в России, на несчастье, различные народности разбились на мелкие государства: кавказское, украинское, финское, литовское и т. д., то это была бы такая катавасия (смех, аплодисменты), какую мы видим на Балканском полуострове. Это было бы поприщем для таких же интриг между всеми царьками — романовскими, т. е. гольштейн-готторнскими, кобургскими и т. п. Нет, не такая федерация государства нам нужна, а федерация, какую мы видим в Соединенных Штатах, где хотя каждый штат имеет свой парламент и этот парламент заведует всеми внутренними делами, но во всех делах, где требуется согласие нескольких штатов или же всех штатов, там они выступают, как тесный союз, как действительная федерация.

Г. В. ПЛЕХАНОВ. (Встречен бурными, продолжительными аплодисментами всего зала.) Граждане и товарищи. Позвольте мне прежде всего сказать вам, что в своей весьма, впрочем, небольшой речи я не позволю себе произнести те слова, которые могли бы обострить взаимное раздражение между партиями, здесь представленными. (Бурные аплодисменты.) Но, само собой разумеется, гражданки и граждане, что от человека, который поседел под революционным знаменем, что от человека, который десятки лет сражался в рядах революционной демократии, вы не потребуете, чтобы он, говоря перед вами, склонил это знамя или отложил его в сторону. Я был революционером и остаюсь таковым, и я надеюсь, что у всех вас хватит терпимости, чтобы выслушать откровенную исповедь русского революционера. (Бурные аплодисменты.) В качестве революционера я прежде всего признаюсь, что еще вчера, слушая здесь некоторые речи, я вынес тяжелое впечатление. Мне показалось, что некоторые политические партии отнеслись с очень большим предубеждением к революционной демократии. Мне казалось, гражданки и граждане, что некоторые из ораторов, говоривших здесь, говорили в таком тоне, что, по их мнению, лучше было бы, если бы ее совсем не существовало.

Если точно формулировать то, что произошло ранней весной 1917 года, то надо будет сказать, что революцию сделала вся страна: народ восстал, разразилась буря, и наша Государственная Дума поддержала эту бурю. Она содействовала ее удачному исходу, и в этом ее великая заслуга. Мы были бы неблагодарными и близорукими людьми, если бы стали отрицать это. Но, гражданки и граждане, нужно помнить, что для того, чтобы против позорного режима самодержавия восстал наконец весь народ, для этого нужна была чрезвычайно продолжительная, упорная и самоотверженная работа. Нужно с историческим беспристрастием признать, что эту длинную, упорную, самоотверженную работу сделала именно крайняя революционная демократия. Это неоспоримый исторический факт. И если бы люди позабыли бы о нем, если бы они составили по этому поводу заговор молчания, то возопили бы камни, камни и дерево. Я говорю: «камни и дерево», потому что если в России тюрьмы строятся преимущественно из камня или кирпича, то сибирские этапы строятся преимущественно из дерева. (Бурные аплодисменты.)