В стране загадочного марсианского народа селенитов Андрей влюбляется в прекрасную жрицу Амару, но это совсем другая история.
В которой, несмотря на безумную любовь к юной селенитке, он женится на дочери царя раваллисов и, естественно, становится государем этой марсианской расы. Конечно, нужно это не герою, а его друзьям — магам красной планеты, кои его озолотили и объявили местным принцем. Маги рвутся к власти не из амбиции — ведь зреет заговор против народа и государства. И конечно, в основе заговора — происки проклятых харимов. Но новый царь с помощью своего тертого друга Сагастоса выставляет эту нечисть за пределы страны, правит мудро, щедро и просвещенно, и, как полагается, все ему не нарадуются. При том при всем — тоже как полагается — царь все еще пылает безумной страстью к своей прекрасной жрице, и одновременно предан жене, и, конечно, живет с обеими, но в душевных муках. Все положенные «охи», «ахи» и сердечные терзания расставлены автором по местам. В надлежащий же момент персонаж, предназначенный для того автором, торжественно погибает, нужные заговорщики составляют нужный заговор и… В общем, когда действие исчерпано, князя экстренно транспортируют на Землю.
И в обеих историях устами ученейших магов, как земных, так и марсианских, наивному и непонятливому Шелонскому объясняется, что поразительная схожесть природы и народонаселения двух соседних планет, да и всей Вселенной, вовсе не чудо и никакая и не случайность. А далее как по писаному (см. также «Школу Ефремова»): единый набор химических элементов порождает сходные природные условия, последние — сходные структуры и функции человеков, а человеки, как и вся природа в целом, осеняемые единым сущим вселенским духом, создают тождества культур, религий и символов. Поэтому харимы, живущие без отечества, так похожи друг на друга повсюду.
Грустно читать «оригинальный фантастический роман г-жи Рочестер».
И все-таки он читается с интересом, и интересом немалым.
Этот парадокс объясняется тем, что роман дает массу материала для разного рода сопоставлений. Идеал г-жи Крыжановской начинаешь поневоле сравнивать с современными идеями. И не перестаешь удивляться. Печально. Словно и не было восьмидесяти лет истории. Так много рассуждений автора и ее героев можно услышать сегодня с экрана телевизора или прочесть в газетах и журналах разных направлений. И выходит, что модные откровения нашего времени донельзя стары и почти дословно списаны из пожелтевших фолиантов. Узнаваемы даже детали: от «убийственной» иронии по поводу ограниченности и самодовольства «официальной» науки до горестных сожалений о трагедиях великих народов, судьбы которых были изломаны кучкой инородцев-космополитов.
Вот и такое было повествование на старую тему: «есть ли жизнь на Марсе?»
Есть у психологов (или психиатров?) такой прием: дают они обследуемому вроде бы бессмысленный текст. А это не текст на самом деле, а тест. Поскольку идет проверка на сообразительность и вообще нормальность. Мол, что пациент понял, да как понял, и какой смысл нашел.
Ну, психиатров (или психологов?) понять можно. У них должность такая. Но чтобы под видом фантастического романа простому читателю предлагали трехсотстраничный тест? А вот Владимир Осинский предлагает. Только на первый взгляд роман «Падение вверх» — повествование о вынужденных скитаниях Ива Бека — молодого и непокорного духом творца, и его личного «киберробота» по различным мирам Вселенной. Изгнанный с родной планеты, изящно названной «Утренний Лес» правителями «Формации Универсально Разумной», ищет Ив возможности реализовать свой талант писателя — пророка среди иных человечеств. Но тщетно. Лишь само творчество да любовь становятся его пристанищем, помогают не сломаться.
Но это на первый взгляд. А на самом деле «Падение вверх», включая название, сплошная проверка на сообразительность.
Читатель должен сообразить, к примеру, для какого возраста предназначено это произведение. Если для детей и юношества, то почему так скучно, затянуто, заумно. А если для взрослых, то почему так примитивно и поверхностно. И какой смысл в очередной попытке растолковать, что творческая личность приятнее во всех отношениях, чем нетворческая личность? И при чем здесь псевдофантастический антураж? Наконец, для кого предназначены ирония и сарказм, «присущие этому роману», как это написано в аннотации? Для читающего?
Над кем смеетесь? Над собой смеетесь? Или над читателем?
Конечно, спасибо Владимиру Валерьяновичу Осинскому за упорный, с 1984 по 1986 год, труд, за скрытую критику периода застоя, а заодно всех остальных периодов всех-всех общественных систем, но…