Фантастический альманах «Завтра». Выпуск четвертый

— Вот-вот! Это самое невероятное! Как это объяснить? Вот штука. Однако я прилетел не из космоса. Если бы из космоса, все было бы гораздо проще. А я купался себе в море, потом внезапно налетел шторм, и все смешалось, земля, небо, море. Кстати, море называлось Черным. У вас такого нет?.. Вот, а у нас есть. Все смешалось, и берег исчез, я уж совсем было утонул… А может, я все-таки утонул? Может, я уже в Раю? А что — тепло, сытно, райские птицы поют. Может, все вы — хвостатые ангелы?.. Знаете, у меня ведь тоже двое дочерей. Марине — девять, Ирине — четыре… И жена Наташа…

Тут Борис Арнольдович заплакал. Второй раз за день. Хотя какой день, к тому моменту, наверное, половина ночи прошла.

Он плакал несколько минут, а Нинель гладила его по спине своей шершавой лапой и не говорила ничего.

— В общем, как это ни дико звучит, наверное, произошло следующее. Наверное, во время шторма или даже под воздействием его каким-то образом открылся ход в параллельный мир. Возможно, этот параллельный мир даже отчасти совмещается с нашим миром, как сиамские близнецы частично совмещаются друг с другом. Иначе откуда такие совпадения. И не исключено, что где-то здесь, в вашем мире, живет моя семья, точнее, ее параллельный аналог. Конечно, выглядит она неузнаваемо, и я для нее — вовсе не я… Впрочем, все это из области ирреального… Из жизни, так сказать, мнимых единиц… — уняв слезы, Борис Арнольдович рассуждал совершенно спокойно, даже, пожалуй, равнодушно.

— Да-а-а… — протянула Нинель после затяжной паузы. — Да-а-а… Знайте, все это в ближайшие дни вас обязательно попросят повторить в другом месте. Может, местах. Будут требовать максимум подробностей. Вы, конечно, вправе поступать как сочтете нужным, но имейте в виду, ваша гипотеза слишком невероятна. Не лучше ли без гипотез, один голый сюжет, а?

— Понимаю. Так просветите меня, что за жизнь на Полуострове и Материке? Что я мог бы о ней рассказать в других местах?

— А вот это — нет. Извините, ничего такого не могу. И так уже много лишнего наговорила. У нас, видите ли, существуют общеизвестные вещи, о которых, однако, беседовать считается неприличным. А просвещать могут только специально на это дело поставленные. А что касается ваших плавательных доспехов, — еще добавила Нинель, подумав, — то я утречком сбегаю за ними. Ради вас пойду на еще одно нарушение норм нравственности. Надеюсь, вы это оцените снисходительно, не заклеймите меня позором… Шучу, шучу… Я принесу, но вы их сразу спрячете. Потому что иметь какие-либо вещи у нас, знаете ли, не заведено…

Ну почему меня так и подмывает с вами откровенничать? Это не к добру, но не могу ничего с собой поделать, хочется и все! Так вот, мой Петя, Царствие ему небесное, тоже без уважительной причины оказался на земле. Где его сожрал тигр. Прямо на моих глазах, между прочим. Вы не поверите, зачем он, покойничек-то мой, с дерева спустился. Я об этом еще никому не говорила. А вам скажу. Он хотел в честь моего дня рождения стукнуть тигра палкой. Просто взять — и стукнуть. Представляете? И погиб. Из-за меня. Никогда себе не прощу. Хотя все равно не смогла бы его остановить. Такой уж он был, мой Петр…

И Нинель ускакала в детское гнездо. И было долго слышно, как ворочается она там, укладывая свое большое тело поудобней, как повизгивают Калерия и Елизавета, как уркает на них мать, пугая каким-нибудь обезьяньим бабаем или младшим председателем, чтобы спали и не возились.

Потом в соседнем гнезде стихло. А Борис Арнольдович еще некоторое время не мог заснуть.

Борис Арнольдович лежал и размышлял о том, что с обезьяньего острова, конечно, надо бы выбраться поскорее, но особо торопиться вряд ли стоит, поскольку не каждый день представляется человеку возможность побывать в параллельном мире, не исключено, что такая возможность вообще представилась впервые в истории человечества, и глупо было бы бежать отсюда, выпучив глаза и крича «Мама!». Кроме того, похоже, на Острове довольно строгие порядки, во всяком случае, многое указывает на это. Вполне вероятно, что так просто отсюда не выпускают, и пока не стоит громогласно объявлять о своем желании покинуть гостеприимных хозяев, а надо сперва как следует разобраться в обстановке. Но главное, пока совершенно не ясно, как этот странный мир можно покинуть. Совершенно не ясно, как вернуться домой. И можно ли вообще вернуться. В принципе. Теоретически. Не исключено, что вернуться вообще нельзя. О чем думать, конечно, не хотелось…

И Борис Арнольдович решил возможность возвращения принять пока за аксиому. Например, такую: если снова приплыть на то же самое место, где его полуживого обнаружили дельфины, так немедленно разыграется шторм и будет бушевать, бушевать, а когда стихнет, то вдали обязательно обнаружится захламленный гудаутский пляж. Вот и все. Вероятно, такая аксиома шла от неосознанной веры в существование некоей всеобщей симметричности. Людям, между прочим, органически присуща эта вера.