Воскресенье. Апрель месяц. Светило во весь небосвод круглое заполярное солнце, и по улице Победы вниз текли весенние ручьи. Но — холодно. Было холодно так: течет ручей, и в нем мокнет подошва ботинка, а потом ступаешь по асфальту, и подошва примерзает. Особенно в тени. Все-таки Заполярье, все-таки холод, все-таки не зря 10 % полярных надбавок через каждые полгода и отпуск длиною в два месяца. Холодно, а ты возьми отпуск и поезжай в Крым, ты в Одессу поезжай, загорай, набирайся сил, трудящийся, для достижения новых трудовых успехов! Воскресенье. Апрельское утро.
И жители занимались в это весеннее апрельское утро своими личными делами. Как и я.
Я подошел к ребятам, игравшим на гитарах, и спросил, какое в клубе «Дом культуры металлурга» идет сегодня кино.
— Да черт его знает, — сказали ребята, — наверняка какая-нибудь лажа.
— А сеанс во сколько? — допытывался я.
— В пять, семь и девять. А вообще-то есть еще и в час. Ты иди, иди, — объяснили они и зашагали вниз, напевая:
И я пошел. Тоже вниз. Медленно ступая и по ручью и по асфальту.
Светило во весь небосвод солнце. И было тепло. И шли, туда и сюда шли отдыхающие трудящиеся. А в одном доме из раскрытого окна вдруг грянуло «Дорогой длинною, да ночью лунною». Хорошая музыка. И из этого же окна выглядывали какие-то лукавые девочки. Я был равнодушен, но остановился и стал слушать музыку, потому что она мне нравилась. А девочки истолковали это, конечно, по-своему. Они захихикали, и в окне появилась усатая физиономия, посмотревшая на меня неодобрительно. И я тогда пошел дальше.
А тек ручей сверху вниз, и шли туда и сюда трудящиеся. И на углу, около кафе «Северянка», продавали с лотка какие-то печеные вкусные вещи, и кто-то что-то говорил, и кто-то что-то отвечал, и все это смахивало на какое-то неорганизованное представление. Со своей музыкой, со своим ритмом, со своим световым и художественным оформлением.
Тут мне повстречалась начальница. Она шла навстречу и несла что-то из ширпотреба, завернутое в оберточную бумагу. Она не сказала, что это у ней завернуто в оберточную бумагу. Она сказала, что только что обедала в кафе «Северянка».
— Там так хорошо! На первое дают бульон с курицей. Вы можете его поесть. Правда, там перчику много, — заметила начальница, устроившаяся на моей шее.
— Спасибо. Спасибо, — поблагодарил я.
И стал с некоторым удовольствием с ней говорить, потому что спешить я не спешил, а находиться на свежем солнечном воздухе приятно, даже если ты беседуешь с начальницей.
Мы не виделись со вчерашнего дня. Она сказала, что вчера весь вечер работала. Что она делала — она не сказала. И что завтра она будет звонить в Москву руководству. Скажет, что опытное внедрение системы идет успешно, и мы с ней справляемся с объемом работ.
— Ведь верно? — Она заглядывала мне в глаза.
— Верно, — ответил я.
Начальница еще больше оживилась, и я услышал, как вчера она собиралась ложиться спать в первом часу ночи, но к ней в номер зашла особа, живущая напротив.
— Она попросила у меня что-нибудь почитать. Я ей дала. А она не уходит. Я предложила ей присесть. И она села. Она сидела у меня до двух часов. Жуткая особа. Она плела мне, плела. По-моему, она без определенных занятий.
Жуткая особа представилась ей как работающая по снабжению. Начальница поинтересовалась, что та может достать из ширпотреба. Та сказала, что ничего. И захохотала. Начальница удивилась, а жуткая особа стала жаловаться:
— У нас в снабжении! Я в бухгалтерии работаю. У нас за окном часто что-нибудь дают. А нам даже и не скажут. Бессовестные. Но вы не думайте, все, что на мне, куплено не в магазине, — объявила особа. И опять захохотала.
— И мне стало подозрительно, Утробин, — докладывала начальница. — Сидит, болтает, хохочет, а потом и говорит, что если у вас денег с собой много, то вы их берегите. Что-нибудь, дескать, все равно купите. Какое дело ей до моих денег?
— Странная дама, — поддерживал я разговор. На вашем месте я бы обязательно навел справки, уважаемая Альбина Игнатьевна.
— А я навела, — обрадовалась начальница. Она мне сказала, что приехала в командировку. На один день. А живет уже четыре. А дежурной она сказала, что хочет работать здесь юрисконсультом. Та ей: «Вы идите на рудник, вас там возьмут». А та ей: «Рудник стоит на горе, а мне неохота в гору подниматься». Представляешь? Только где же здесь еще работать, если не на руднике?
Начальница стала мне надоедать. Ей сорок с лишним. Она белокура, расплылась, сюсюкает, подхалимничает, всякую чушь несет. Не люблю я ее.
И что несомненно самое главное, — она приблизила ко мне возбужденное лицо, — эта женщина мне говорит: «А вы почему сейчас ЗДЕСЬ?» «А где же мне быть ночью?» — отвечаю. А она: «В поселке полным-полно денежных мужчин». И это мне. Ха-ха-ха. Это мне.
И начальница захохотала, как дитя, а я хотел уйти, подумав: «А почему бы и нет». Но начальница продолжала: