Полковник стал задавать нелепые вопросы: что за машинистка, в скольких экземплярах перепечатывала работу? Генерал изъявил желание искупаться. Они пошли к воде. Оставшись в широченных сатиновых трусах, генерал произнес: «Поздравляю вас с защитой кандидатской диссертации, — потом добавил: — А если хотите, докторской, как вам будет угодно». Митя молчал. Это интересовало его, но не в первую очередь. «Вы уполномочены единолично присуждать ученые степени? Вдруг я захочу стать академиком?» — «Не придирайтесь к словам, неожиданно добродушно засмеялся генерал, — я хоть и ученый, но военный, привык, понимаете, решать вопросы по-быстрому. Особенно вопросы второстепенные». Он поплыл на спине. Борода то исчезала, то вылезала из воды. Позже генерал расскажет Мите, каких трудов стоило ему отстоять бороду. Вопрос решался на уровне заместителя министра. «Есть вещи более серьезные. Вы, конечно, знаете цену своей идее. Вы стоите на пороге открытия, которое может изменить жизнь человечества. Расщепление атомного ядра в сравнении с ним игрушка. Атом — это энергия. Земля, сегодняшний день. Ваше открытие время. Вселенная, будущее. Сейчас вы теоретизируете. Это прекрасно. Но все должно проверяться, испытываться на практике. Нужна база, причем база могучая. Я здесь затем, чтобы предоставить в ваше распоряжение ресурсы… не лаборатории, нет, не какого-нибудь опытного производства, даже не института. Государства, слышите, государства! А если речь идет о таком государстве, как наше, значит, ресурсы почти что всего мира!»
Тогда-то и появился у него самолет.
…Прощание затягивалось. «Барритрон» уже подрулил к кубу. Молчание, бесцельно уходящее время, казалось, не тяготили молодого человека. Не тяготили они и девушку, хоть было очевидно: она не из тех, кто теряет попусту время.
— Чего ты ждешь, Митя? — спросила девушка.
— Ровно в восемь мне откроют коридор на высоте семь тысяч двести.
— Тебе… коридор?
— Я сам поведу самолет.
— Ты умеешь?
— Это не очень трудно. Хочешь, когда вернусь, слетаем в Батуми?
— Почему именно в Батуми?
— Не знаю. Просто пришло в голову.
— А сейчас ты…
— В Калининград, на побережье Балтийского моря.
— А потом?
— Во Владивосток, на Тихий океан. Если потребуется.
— Этот… как его… Фомин взял с меня расписку, что я не буду выспрашивать тебя о работе, но ты объясни: в чем суть эксперимента?
— Однажды я восстал против Фомина, — словно не расслышал ее Митя, мне тут же принесли секретную американскую режимную инструкцию по группе доктора Камерона. Этот тип занимается там примерно тем же, чем я здесь. Не знаю, настоящую или поддельную. Там сказано, что, как только возникнет реальная опасность захвата Камерона или любого другого члена группы агентами иностранных разведок, гангстерами, террористами, ученого следует немедленно пристрелить.
— Стало быть, Фомин твой добрый гений? Ты должен благодарить его, что до сих пор жив?
— Фомин, к сожалению, неизбежен, как физические отправления, — сказал Митя. — Суть эксперимента вот в чем: я придумал штуку, она определенным образом воздействует на пространство, как бы скручивает его в спираль. Мы берем предмет в Калининграде, и в это же самое мгновение, а в идеале еще и раньше он оказывается во Владивостоке. Ты поняла? Вроде невидимой искры в зажигании. Мотор начинает работать раньше, чем поворачивается ключ.
— И этот таинственный предмет, усмехнулась девушка, — конечно же, ракета, неуловимая для обороны противника?
— Это интересует их. Меня — Закон.
— Ну и что за предмет… выбрали?
— Еще не выбрали. Что-нибудь небольшое. Живое — мышь, крысу — рано. Железное — неинтересно. Надо среднее. Вот думаю.
— Хочешь, подскажу? — спросила девушка. — Только это уже передано из Калининграда во Владивосток и обратно в Калининград. Да и во все другие города. Даже если эксперимент не удастся, это пребудет везде.
— Интересно.
— Банка икры минтая. Как раз — среднее. Жрать нельзя, а считается едой.
— А что? Это идея, — серьезно ответил Митя. — С меня причитается.
— Что причитается? — с тоской и даже каким-то отчаянием взглянула на него девушка. — Что причитается, Митя?
— А чего бы тебе хотелось? — спросил Митя. Может быть, мы вам надоели?
— Это решать тебе, — ответила девушка, где ракеты, там я, как Шахерезада, прекращаю дозволенные речи.
Митя подумал, должно быть, она проклинает день, когда он приблизился к ней в фойе интуристовской гостиницы. С ним был Серов. Серов был молод, знал языки, заграничную жизнь. В совершенстве владел наукой нападения на людей и обороны от людей же, ловил пальцами муху, кулаком вышибал замки из дверей, стрелял быстро и без промаха. Был почти что приятель. Если, конечно, бывают приятели, которых не выбирают. Мите частенько вспоминалась свирепая американская режимная инструкция.