Фантастический бестиарий

Заводской фольклор — это, разумеется, нонсенс, слишком мало времени прошло, чтобы от анекдота шагнуть к сказочному обобщению. Фольклор шлифуется зимними вечерами в деревенских избах. Но специфика уральских заводов заключалась в том, что хозяева их, разбогатевшие и укрепившиеся при Петре Великом, получали не только землю под заводы и рудники, но и крепостных, которые должны были трудиться в рудниках и на заводах. Эти люди становились рабами заводчиков и жили большей частью в деревнях, окружавших эти рудники — заводы. Быт и образ мыслей шахтеров, резчиков по камню, медеплавильщиков оставались деревенскими, поэтому существовали условия для возникновения фольклора. Деревни эти, прежде чем превратиться в грязные города ХХ века, просуществовали лет двести. Этого оказалось достаточно, чтобы фольклор зародился, но недостаточно для того, чтобы его восприняли пришельцы. Он еще конкретен — подобно исландским сагам, в нем все время встречаются имена живых людей, например, владельца завода или злобного приказчика, которые еще «на слуху» поколения рассказчика и слушателей. До уральских рабочих, как я понимаю, так и не успели дойти скучные бородатые филологи с блокнотами в руках. Они ездили больше по северным деревням Архангельской и Вологодской губерний, где записывали седые сказания. С революцией мир уральских заводов — симбиотический мир деревни и завода, деревни и рудника — буквально в одночасье испарился. Урал стал ареной гражданской войны, одним из основных ее фронтов. Уральские рабочие, которых в советской литературе принято было изображать как образцовых борцов за победу большевизма, на самом деле, как правило, выступали против большевиков, поэтому после поражения белых с ними сурово расправились братья по классу. Затем через несколько лет началась индустриализация, которая проходила особенно энергично на том же Урале, — и от патриархальных уральских деревень, порождавших фольклор, ничего не осталось. Сменилось все — и образ жизни, и само население — Урал был наводнен голодными переселенцами из России.

Спасителем и в значительной степени изобретателем уральского заводского фольклора стал Павел Бажов. Он взял на себя благородную задачу составить из сохранившихся сказов и баек некую систему — свод местного фольклора, придав ему свою писательскую индивидуальность, а иногда, полагая себя соавтором сказов, дописывать их, чтобы заполнить смысловую лакуну или связать события в интуитивно ощущаемый ряд.

Для того, чтобы из суммы мифов родился эпос, связное повествование об определенных героях и событиях, нужен талант современного цивилизованного типа, нужен пастор Крейцвальд, Гомер или Бажов. Эпос, не дождавшийся своего толкователя и «оформителя», обречен остаться сборником сказок или мифов. Так случилось с русским былинным эпосом. Вполне допускаю, что свой Гомер на Руси был, но процент рукописей, дошедших со времен русского Средневековья, совершенно ничтожен. Если же этот эпос был создан перед татарским нашествием, то он почти наверняка сгорел, ведь от русской литературы XII века до нас дошло немногое, хотя об уровне ее мы можем судить по «Слову о полку Игореве». Несколько больше шансов сохраниться было у произведений, созданных раньше, скажем, в Х или ХI веках, — возможно, до вторжения татар их успели переписать несколько раз, и это многократно увеличило их шансы на «выживание». К примеру, списки «Повести временных лет» хранились к тому времени в десятках монастырей.

Не исключено, что создатель русской «Илиады» не успел дописать свой труд либо единственный экземпляр его погиб в пожаре

Рязани при Батые или во время страшных междоусобиц. Рукописи отлично горят! Ими даже разжигают печки.

Уральским сказам повезло — нашелся Павел Бажов, как будто был ниспослан свыше для спасения народного творчества.

Не стану углубляться в рассуждения, что Бажов заимствовал, что записал, а что придумал. Для нашего исследования это не представляет интереса, хотя споры на эту тему велись и иногда принимали весьма драматическую форму.