– Осмелюсь предположить, что на ваше решение повлияла семья? – видимо, на моих щеках вспыхнула краска, поскольку доктор тут же смутился. – Простите, я… не думал, что эта тема…
Повисло неловкое молчание.
– Все нормально, – я мысленно выдохнул, – прошло уже больше десяти лет.
– Джейкоб рассказывал о вашей матушке.
– Первопричина кроется в ней. Говорили, что дело в наследственности, но я в это не верю.
– Во что же вы верите? – спросил доктор.
– В причину, следствие и логику.
– И не допускаете ни одной мысли, что что-то может скрываться за пределами рациональной науки?
– Именно так! – последние слова я произнес с вызовом.
Доктор лишь усмехнулся.
Практика оказалась вовсе не такой, как я себе представлял во время учебы. Я перебирал бумажки, проверял картотеки и приводил в порядок архив. Доктор МакМиланн работал больше других. Он часто задерживался по вечерам, штудировал карточки больных или выискивал новые методики лечения. Признаюсь, я находил в его работе то упоение, к которому стремился сам.
Стремление подражать МакМиланну омрачалось лишь двумя вещами. Первая – доктор никогда и никого не подпускал к маленькому книжному шкафу у себя в кабинете. Как-то мельком я увидел там пузатые, словно разбухшие от воды, древние фолианты. Названия их почти стерлись, однако некоторые я узнал. Странно было видеть в кабинете умудренного опытом психиатра древние «Стансы Цзяна» или «Тайны Червя» или зловещую «Черную книгу».
Вторая странность заключалась в том, что доктор подолгу сидел в кресле во время грозы. Он раскрывал окно и, глядя на яркие всполохи, прорезающие тьму небес, уходил глубоко в себя. Длилось наваждение недолго. Когда молнии утихали, МакМиланн встряхивал головой, словно отгонял морок, закрывал окно и наливал вино.
Рутина бумажной работы продлилась около года. Несмотря на доброе ко мне отношение, в профессиональной сфере МакМиланн был крайне требователен, занудлив и не терпел противоречий. В воскресный день мы пили вино, а уже на следующее утро доктор топал ногами из-за совершенно нелепой ошибки, допущенной мною от невнимательности.
Постепенно я из простого практиканта перерос в помощника и заместителя доктора. МакМиланн охотно делился со мной опытом и знаниями. Все больше наши, уже не такие редкие, вечерние беседы вращались не вокруг моей родни или морской торговли, а переходили на научную тематику.
– Социум! – горячился доктор, покраснев от лишней порции вина. – И общее дело – вот, что нужно в большинстве случаев! А не эти ваши… средневековые методы!
– Позвольте заметить, что в ряде случаев они помогли, – не отступал я, – прогрессивный метод лечения истерии избавил многих женщин от страданий.
– Пусть так, но что творили и творят эти, с позволения сказать, докторишки? По-вашему, обливание водой или розги тоже помогают несчастным?
– Не всем, – уклончиво произнес я, – но в ряде случаев видна и положительная динамика.
МакМиланн фыркнул и отмахнулся.
– За столько лет практики я видел многое, – он с тревогой глянул в окно: по небу плыли темные облака, предрекая непогоду, – и понял, что никакое физическое насилие не изменит духовного состояния человека.
– В исключительных случаях всегда есть… особые методы, – я выдержал паузу, – известные с давних времен. Трепанация.
– Я так и знал! – вскричал он и всплеснул руками.
– Конечно, подобное лечение ужасно, но…
– Никаких, но! Те, кто пошел на поправку не идут ни в какое сравнение с сотнями и тысячами страдальцев, вынужденных коротать свой век, изгаживая простыни и роняя еду на пол, даже не в силах ее удержать!
МакМиланн с шумом поставил бокал и вытащил из письменного стола толстую тетрадь.
– А теперь полюбуйтесь, к чему привели мои методы! У половины пациентов улучшение, другие полностью излечились!
– Полагаете, что тот, кто считает себя слоном, пойдет на поправку от простого общения? – я усмехнулся.
– Не думайте, что я настолько глуп, чтобы уповать только на разговоры и игнорировать опыт профессоров в данной области. И все же, простой разговор имеет не меньшее влияние на здоровье пациента, чем удача псевдонаучных методов. Каждый из нас к чему-то стремится, часто подсознательно.
– К чему же стремится убийца?
– Быть услышанным, – видимо на моем лице отразилось непонимание, – у каждого есть цель. Когда что-то мешает достичь ее – нечто инородное или врожденное – то духовное стремление не получает того, что хочет. Такой диссонанс с миром грез и реальностью часто приводит к нарушениям. По сути, убийца в состоянии аффекта и разорившийся торговец, который сошел с ума – есть разные грани одного и того же состояния.
– И их обоих излечат простые разговоры, – подытожил я.
МакМиланн недовольно посмотрел, видимо заподозрив в моих словах скрытый сарказм.
– Нет. Хотя общение и является ключевым в лечении, я также применяю некоторые… духовные практики. Порой сознание скрыто слишком глубоко, и коснуться его обычным методом не представляется возможным.
– Доктор МакМиланн, – деланно возмутился я, – уж не хотите ли вы сказать, что занимаетесь шаманством?
К моему огромному удивлению он не стал спорить.