А потом Ивару кто-то сообщил, что у меня имеется «карманный» монах, вдобавок вольный, живущий по обычаям северян и свободно говорящий на нашем языке. И конунг тут же потребовал его пред ясны драконовы очи.
Я напрягся. Отказать не мог, но призвал как прикрытие Мурху. Лис отца Бернара уважал, беседовать с ним полюбил с той поры, как мы вытащили монаха из рабской клетки в Оденсе, так что авось подмогнет, не даст дракону скушать моего французского друга.
Все обошлось. Ивару француз понравился. Здоровенный, выправка воинская, бывший шевалье, как-никак. Опять-таки руки в мозолях от весла. Так что свой коронный вопрос по поводу чудес он задал вполне добродушно. Мол, хотелось бы ему, Ивару Рагнарсону, поглядеть на какое-нибудь христианское чудо поубедительнее. Тогда бы, может, он и сам в Христа уверовал.
– А кто ты такой, чтобы Господь ради тебя законы мироздания нарушал? – поинтересовался со свойственным ему бесстрашием отец Бернар.
Ивар не обиделся – удивился.
Как это кто? Великий могучий непобедимый Ивар Рагнарсон! Да он столько христиан и нехристей порешил лично и с помощью верных людей, что у Одина для него персональное кресло за пиршественным столом стоит, героя дожидается.
– Об Одине мне ведомо немногое, – дипломатично ответствовал отец Бернар. – А для Господа Иисуса убиение людей – не заслуга. Жизни человеческие – в Его Руке. И без Его воли никто не умирает.
– А если я вот сейчас горло тебе перережу? – вкрадчиво поинтересовался Ивар.
– Значит, пришел мой срок, – спокойно ответил монах.
Я, впрочем, тоже не забеспокоился. Не станет Ивар такой интересный разговор прерывать.
А вот Мурха все же решил вмешаться.
– Ты говоришь: чудо – нарушение законов мироздания, – сказал он. – Почему?
– Потому что так и есть. То, чего быть не может, но оно есть, – это и есть чудо. Хотя бывают и ложные чудеса, – добавил монах, подумав.
– Это как? – спросил Ивар, уже забывший о своем предложении.
– Когда невежественный крестьянин видит великий храм, он думает, что это чудо. Кажется ему, что людским рукам не создать такое. Однако ж строили храм такие же люди, как он. Божьим попущением, но не чудом. И когда человек думает, что сам храм и есть чудо, то это плохо.
– Почему? – спросил уже Мурха.
– А по мне, ваши храмы – это хорошо, – хохотнул кто-то из ярлов. – Все богатства в одном месте!
Ивар метнул в его сторону недовольный взгляд, и ярл заткнулся.
– Потому что дивится крестьянин не величию Господа, которого он не ведает, а величию храма.
– И что в этом плохого? – спросил уже я.
А что? Мне интересно. Мы на эту тему с отцом Бернаром ни разу не говорили.
– Что есть творение людских рук в сравнении с миром? – задал риторический вопрос бывший шевалье. И тут же привел более доступный пример: – Драккар прекрасен. Всякий увидевший, как летит он по волнам, замрет в восхищении. Но что есть драккар в сравнении с красотой моря? С его мощью, его простором, его гневом? Крохотное семечко, не более.
В палате возник легкий одобрительный ропот. Присутствующие отлично понимали, о чем речь.
– Велик океан, – сказал отец Бернар. – Но великая вера в Господа, в силу Его способна смирить волны. Это чудо, которого ты просишь, Ивар-конунг?
– Пожалуй, – согласился Бескостный. – Я бы согласился взглянуть, как ты усмиряешь шторм.
Отец Бернар засмеялся. Хорошо так, по-доброму.
– Шторм, Ивар-конунг, это испытание. А испытания ты любишь. Зачем тебе в них помощь Господа? Когда ты учишь сына держаться в седле, ты не держишь его за руку, хотя тебе это нетрудно. Почему?
– Это как раз понятно, – махнул рукой Ивар. – Но те монахи, которые раньше стояли здесь, передо мной, не говорили о лошадях. Они говорили о том, как мучили любимцев вашего бога, и о том, что это хорошо, потому что теперь они все в месте, в котором их уже никто не будет мучить, в вашем раю. Как по мне, это довольно скучное место, – Ивар усмехнулся. – Петь песни и хорошо питаться мы можем и здесь, но эти ваши жрецы… Они горазды болтать о смерти, но, когда приходит время умирать, визжат, как свиньи, и просят пощады.
– Не все, – уронил отец Бернар.
Ивар улыбнулся. И на этот раз его улыбка мне очень не понравилась.
– А ты не такой? – спросил Бескостный.
Монах пожал плечами:
– Откуда я знаю? Я ведь не умираю. Когда придет мое время, тогда и будет ясно.
И ответ, и спокойствие монаха пришлись конунгу по душе. И ему, и всем остальным. Потому что это был ответ настоящего викинга.
– Говорят, ты хорошо играешь в фигуры? – спросил Ивар.
– Умею немного, – скромно ответил монах.
– Приходи ко мне завтра. Сыграешь со мной.
Я мысленно выдохнул. С облегчением. Если Ивар обратился к отцу Бернару напрямую, а не через меня, значит, Бескостный признал его своим. Угроза миновала. Разве что мой монах учудит что-то из ряда вон. Но этого не случится. Он мудр, отец Бернар. Этак он, глядишь, и в христианскую веру Бескостного обратит…
Не обратил. Даже не пробовал.
– Ивар совершенен в своем язычестве, – сказал мне отец Бернар. – Его душа полна. В ней нет места для Святого Духа. Но в шахматы он играет хорошо. Лучше меня, – добавил монах самокритично.