Фантастическое приключение доярки Нюрки и коровы Шурки

— Есть у нас и из этой организации, они в другом секторе заседают. Все чего-то решают, хотя братоубийственные войны продолжаются. Они же только декларации штампуют да руки поднимают, кто за, а кто против тех или иных санкций… Так мы будем сектор коллективизации осматривать или нет?!

Пока Нюрка пререкалась с зелёным, всадники в будёновках уже согнали всех проживающих в деревне к бывшей церкви, переделанной большевиками в клуб.

На крыльце клуба, т. е. на церковной паперти, стоял стол, покрытый красным сатином, и три табуретки. Толпа волновалась, перешёптывалась, ожидая, что же будет дальше? Ездовые окружили толпу людей по бокам и сзади, на всякий случай, чтобы кто-то не вздумал ослушаться и сбежать домой.

— Раньше на сход приходили сами, а теперь под конвоем, — чей-то шёпот, как шелест опавшего осеннего листа, хоть и тихо, но внятно, послышался из толпы.

Люди испуганно переглянулись, но промолчали. Из дверей клуба вышли трое мужчин с револьверами на поясных ремнях.

— Этот тучный и краснорожий, видимо, из района? Ни разу его ещё здесь не видал, — послышалось из толпы.

— Батюшки, бабы, — воскликнула одна из женщин, — а те двое в кожаных куртках — наши брандахлысты, два двоюродных братца — Мишка Новокрещенов и Мишка Никулин.

— Ёж и Нужда всегда вместе пьют да в карты играют. Вместе и в начальники пробились. Голь перекатная, — проворчал чей-то мужской голос.

— И Генка-Тоска, сынок Нужды, хоть и мал, а рядом, за отцовскую штанину держится. Подрастёт, тоже начальником станет.

Услышав такие высказывания, Мишка Никулин, по прозвищу Нужда, зыркнул зеленоватыми злыми глазами по толпе, выискивая говоривших, и срывающимся голосом визгливо закричал:

— Молчать!

Но незнакомец из района повернулся к нему и, положив руку на плечо, что-то проговорил в самое ухо, отчего Нужда ещё больше сгорбатился и ещё с большей ненавистью поглядел на притихшую толпу.

Когда тройка подошла к столу, Ёж, оказавшийся по правую руку от приезжего из райкома, громко объявил:

— Товарищи! Прежде чем приступить к собранию, мы должны избрать президиум. Слово для этого предоставляется Никулину Михаилу Сергеевичу! — и, показав рукой на двоюродного брата, сел на табуретку к столу.

Нужда тут же вытащил из кармана заранее заготовленный листочек бумаги и начал читать:

— Мы, добровольно собравшиеся на сход крестьяне, для проведения собрания по поводу организации колхоза имени замечательного полководца и героя гражданской войны Климента Ефремовича Ворошилова должны избрать президиум в составе трех человек. Кто «за»? — вскинул он свои хорьковые глазки на толпу и мгновенно ответил: — Единогласно! Поэтому предлагаю в президиум избрать инструктора райкома Ведерникова Николая Гавриловича, Новокрещеного Михаила Васильевича и Никулина Михаила Сергеевича, то есть меня, — и он ткнул себя в грудь указательным пальцем.

Толпа молчала.

Нужда, снова заглянув в бумажку, строго сказал:

— Будем голосовать. Кто «за», прошу поднять руку.

И снова ни одна рука не взметнулась над головами сельчан, но Нужда, будто и не замечая этого, громко, чтобы слышали все, выкрикнул:

— Единогласно!

Тут Нюрка не вытерпела наглости и заорала во всю силу своих лёгких:

— Ты чего же врёшь, черт горбатый?! Ведь ни один человек даже и пальцем не пошевельнул, чтобы руку поднять!

Однако на крик её никто не обратил внимания.

— Они что же, глухие там все? От такого крика даже мёртвый на ноги встанет, а им хоть бы хны?

— Они нас не видят и не слышат, — пояснил инопланетянин.

— Как это не видят и не слышат?! Но ведь они же живые! И ходят, и разговаривают между собой. Ты что-то не то плетёшь, милый!

— Мы их отключили от внешнего мира, создав вокруг своеобразную оболочку. У них свой мир, свои радости и заботы. Так запрограммировано. Поняла?

— Издеватели вы, по-иному и назвать больше никак нельзя. Хуже фашистов! Ну погоди! Доберусь я до вас!

— Если не желаешь смотреть этот сектор, давай улетим?

— Нет уж, — возразила Нюрка. — Давай поглядим, чем у них здесь дело закончится, — и, чуть подумав, добавила: — Хотя ясно, что колхоз они организуют, потому что он у нас есть и по сей день.

Внизу инструктор райкома, тоже по бумажке, втолковывал толпе сельчан о преимуществе коллективного хозяйства.

— Вот ты, — обратился он к стоявшему ближе всех тщедушному крестьянину с жиденькой, всклоченной бородёнкой, — в колхоз вступить хочешь?

— Нет, — стащив с головы облезлую замызганную шапку, ответил мужичок.

— Ведь ты же бедняк, и, по всему видно, безлошадный?

— А зачем она мне, лошадь-то? — ухмыльнулся мужичок.

— Как это, зачем? Чтобы землю пахать. Чтобы хлеб для самого себя и для государства выращивать.

— Я не люблю землю пахать. Я люблю в лес ходить и птичек слушать, — улыбнулся беззубым ртом мужичок.

— А как же жена? Дети? Ведь их же надо кормить и одевать, — не отставал Ведерников.

— Вот пусть они и пашут. А я к Темке Копылову схожу, хлев уберу или дров нарублю, он меня и накормит. Он мужик справный и добрый.

Инструктор посмотрел в листок бумаги, лежавший перед ним, и, сделав строгое лицо, снова навалился на тщедушного мужичка: