Фантастическое путешествие (Сборник)

– Кого? - спросила Бузинушка, будучи, как истинный художник, далека от событий внешнего мира.

– Пигмалиона. Это из древней истории. Пигмалион был скульптором, таким, как ты, только мужского пола. И он так же, как и ты, изваял красивую статую, только по свойственным мужчинам предрассудкам он изваял женщину и назвал ее Галатея. Статуя была столь прекрасна, что Пигмалион ее полюбил. Видишь, все как у тебя, только ты - живая Галатея, а статуя - изваянный Пиг...

– Нет! - резко возразила Бузинушка, - не жди, что я его буду называть Пигмалионом. Грубое, простецкое имя, а мне нужно поэтическое. Я его называю, - голос ее пресекся, она глотнула и продолжила: - Хэнк. Что-то такое мягкое есть в имени "Хэнк", что-то такое музыкальное, чему отзывается сама моя душа. А что там дальше было с Пигмалионом и Галатеей?

– Обуреваемый любовью, - начал я, - Пигмалион взмолился Афродите...

– Кому-кому?

– Афродите, греческой богине любви. Он взмолился ей, и она, из хорошего к нему отношения, оживила статую. Галатея стала живой женщиной, вышла замуж за Пигмалиона, и они жили долго и счастливо.

– Гм, - промычала Бузинушка, - Афродиты этой, наверное, на самом деле нет?

– В действительности, конечно, нет. Хотя с другой стороны... - я не стал продолжать. Не было уверенности, что Бузинушка правильно поймет упоминание о моем двухсантиметровом демоне Азазеле.

– Плохо, - сказала она. - Вот если бы кто-нибудь мог оживить для меня моего Хэнка, превратить этот холодный, твердый мрамор в теплую мягкую плоть, я бы для него... О дядя Джордж, ты только представь себе, каково было бы заключить в объятия Хэнка и почувствовать под ладонями мягкость, мягкость... - она чуть не мурлыкала на этом слове от воображаемого чувственного наслаждения.

– Дорогая Бузинушка, - сказал я, - мне бы не хотелось воображать, что это делаю я сам, но я понимаю - ты нашла бы это восхитительным. Однако ты говорила, что, если бы кто-нибудь превратил мертвый твердый мрамор в живую мягкую плоть, ты бы что-то там для него сделала. Ты имела в виду что-нибудь конкретное?

– Конечно! Такому человеку я бы дала миллион долларов.

Я сделал паузу, как и любой бы на моем месте - из чистого уважения к сумме - а потом спросил:

– Бузинушка, а у тебя есть миллион долларов?

– У меня два миллиона кругленьких баксов, дядя Джордж, - сказала она в своей простодушной и непосредственной манере, - и я буду рада отдать в этом случае половину. Хэнк этого стоит, тем более что я всегда могу наляпать еще несколько абстракций для публики.

– Это ты можешь, - согласился я. - Ладно, девочка, выше голову, и мы посмотрим, чем может тебе помочь дядя Джордж.

Это был явный случай для Азазела, так что я вызвал моего маленького друга, который выглядит как карманное издание дьявола ростом в два сантиметра, но с остриями рожек и закрученным остроконечным хвостом. Он был, как всегда, не в настроении и стал тратить мое время на подробный и утомительный рассказ, почему именно он не в настроении. Похоже было, что он занимался каким-то искусством - тем, что в его смешном мирке считается искусством, но хотя он описывал это очень подробно, я так ничего и не понял, кроме одного - что это было охаяно критиками. Критики одинаковы во всей вселенной - злобные и бесполезные все как один.

Хотя, как я думаю, вы должны радоваться, что земные критики обладают хотя бы минимальными следами порядочности. Если верить Азазелу, то высказывания критиков о нем далеко выходят за пределы того, что они позволяют себе говорить о вас. На самый мягкий из примененных к нему эпитетов можно было отвечать только хлыстом. Я это вспомнил потому, что его жалобы на критиков очень напоминают ваши.

Я долго, хотя и с трудом, выслушивал его причитания, пока не улучил момент ввернуть свою просьбу об оживлении статуи. От его визга у меня чуть уши не лопнули.

– Превратить кремниевый материал в углерод-водную форму жизни? А может быть, еще попросишь сотворить тебе планету из экскрементов? Как это превратить камень в плоть?

– Уверен, что ты можешь измыслить способ, о Могучий, - сказал я. Ведь если ты сделаешь столь невозможное и доложишь в своем мире, не окажутся ли критики кучкой глупых ослов?

– Они хуже, чем кучка глупых ослов, - буркнул Азазел. - Так о них думать - это значит безмерно их возвысить и незаслуженно оскорбить ослов. Я думаю, что они просто балдарговуины несчастные.

– Именно так они и будут выглядеть. И все, что для этого нужно превратить холодное в теплое, а твердое в мягкое. Особенно в мягкое. Та молодая женщина, которую я имею в виду, особенно хотела бы, обняв статую, ощутить под своими руками мягкую эластичность тела. Это вряд ли будет трудно. Статуя - совершенное изображение человеческого существа, и тебе ее только надо наполнить мышцами, кровеносными сосудами, органами и нервами, обтянуть кожей - и готово.

– Вот всем этим заполнить, - проще простого, да?

– Вспомни, что ты выставишь критиков балдарговуинами.

– Хм, это стоит принять во внимание. Ты знаешь, как воняют балдарговуины?

– Нет, и не рассказывай, пожалуйста. А я могу послужить тебе моделью.