Фантастичнее вымысла

Я ужасно чувствую себя в ту минуту, когда все соглашаются со мной. Мне тут же хочется изменить свое мнение. Я такой — и, возможно, именно поэтому мне не очень давалась организаторская сторона редакторской работы, потому что мне буквально гораздо комфортнее находиться в оппозиции ко всему моему персоналу вместо того, чтобы мягко объединяться с ним. Или даже с нашими читателями (читателями «Нью рипаблик»), которых я всегда старался и стараюсь подначивать.

Впрочем, до известной степени я над этим все-таки задумывался. Мне бы не хотелось создавать лишних проблем. Думаю, все дело в характере… это, пожалуй, придает мне спокойствия — эта самая неуверенность и незащищенность.

* * *

Меня не интересует, как меня принимают — хорошо или плохо. Когда начинаешь думать о том, как тебя принимают, — пиши пропало. Главное для меня — донести до читателя определенные вещи, которые я пытаюсь наиболее убедительно представить при помощи вымышленного повествования, а не логических доводов. Знаете, в настоящее время существует либо литература факта, жанр биографического или исторического исследования, либо художественная литература. Жанр политического или морализаторского текста для читателей действительно хорош, если только он не написан в духе Джима Карвилла: «Я прав/они не правы».

* * *

В этом смысле «В сущности, нормален» была непонятной книгой — то есть я не думаю, что это непонятная книга. Но это была попытка заявить, что подобная тема, которая является столь сложной в эмоциональном и психологическом плане, может быть описана в традициях классического рационализма. Ее прообразом явились книги в духе полемистов и памфлетистов девятнадцатого века, которыми я в свое время зачитывался. Правда, моя книга не такая длинная, и любой мог ее прочитать и устроить дискуссию, а памфлеты конца девятнадцатого века были просто непревзойденными.

* * *

Книга («В сущности, нормален») вышла в 1995 году, значит, я писал ее в 1994 году, когда работал редактором, и содержащиеся в ней мысли я изложил в эссе, опубликованном в «Нью рипаблик» в 1993 году («Политика гомосексуальности»). За это время я написал много всего на самые разные темы и продолжал писать что-то вроде американских комментариев в отношении британских газет. Сотрудничал с «Таймс», и это вроде как позволяло мне зарабатывать на крышу над головой. Но после того как я ушел из «Нью рипаблик», я потихоньку отдалился от журналистики и сосредоточился главным образом на писательском ремесле.

* * *

Драмой это не назовешь, но энергией — точно. Не назовешь и сфабрикованной драмой. Это была энергия. И у меня тоже существовало какое-то особое взаимодействие с коллегами-редакторами… Это было шумное такое место. Много сильных людей с сильными идеями бодались лбами. Я хочу сказать, что в редакциях в принципе так происходит всегда. Они магнитом притягивают людей вроде меня, и люди вроде меня не ладят с такими, как я.

* * *

…признаюсь сразу: еще в детстве я мечтал быть именно таким. Я был почти уверен, что именно сюда и попаду — в выборную политику… В принципе я этим отчасти и занимаюсь. Думаю, политика — это то, что вы делаете… Я разъезжаю по всей стране и выступаю с речами. Хожу в школы и на уличные митинги. Выступаю на больших мероприятиях для сбора пожертвований. Все время занимаюсь подобными вещами… Это интересно, но я убежден: то, что я пытаюсь делать, — это нечто вроде вскрытия трупа: вечно приходится вскрывать и показывать несостоятельность доводов другой стороны, будь твоим соперником Джерри Фолвелл, Пэт Бьюкенен или кто-то другой, — и, во-вторых, ты лицедействуешь, играешь роль, ты говоришь: «Я еще вдобавок и гей, и вот я здесь, перед вами». Этот самый факт меняет ход выступления, обсуждаемой темы, потому часть обсуждаемой темы — стыд. А также способность противостоять стыду и умение преодолевать его. Это нечто такое, что обычно не обсуждается. В девяноста пяти процентах случаев я добиваюсь того, чего хочу, благодаря тому, что я ничего не скрываю. Смотришь им прямо в глаза… Забавно, но на прошлой неделе я был на передаче «Политически некорректно» вместе с Лу Шелдоном, и он сказал: «Я не думаю, что это болезнь. Это дисфункция» — он имел в виду гомосексуализм, — а я лишь заявил: «Послушайте, вот я здесь. Хватит говорить обо мне так, будто меня нет…» Не надо больше так о нас говорить, потому что вот мы здесь. Пора воспринимать нас серьезно.

* * *

Не знаю, какой должна быть моя роль. Я пытался бороться с ней. Вы удивитесь, но мне до сих пор приходится сталкиваться с проявлениями враждебности… Мне думается, что, как только я займу некий пост, те люди, которых, по идее, я должен представлять, сотрут меня в порошок. Этот мир так жесток… В мире геев и лесбиянок существует абсолютное неприятие такой разновидности лидерства. Это капризный мир… Не хочу прозвучать двусмысленно, но, наверное, мы просто воспринимаем вещи иначе. Я, например, точно воспринимаю все иначе.

* * *