Следующие три дня я заходил в туалет, и мне никак не удавалось помочиться, и когда я ушел с работы и поехал к врачу, то от боли едва мог ходить. К тому времени врач из того стрип-бара уже стал моим личным врачом. Он пощупал мой бок и сказал: «Вам нужно в больницу, иначе рискуете лишиться почки».
Несколько дней спустя я позвонил ему, сидя в ванне в луже мочи и крови, попивая калифорнийское шампанское и «викодин». По телефону я сообщил ему: «У меня вышел камень». В другой руке у меня был девятимиллиметровый камешек с острыми краями кристалликов щавелевой кислоты.
На следующий день я вылетел в Спокейн для получения премии Ассоциации книготорговцев Северо-Западного побережья за роман «Бойцовский клуб».
Через неделю, в день, когда мне была назначена консультация, кто-то позвонил мне и сказал, что мой врач умер. Ночью у него случился сердечный приступ, и он умер один, на полу, возле своей кровати.
В моей плексигласовой ванне до сих пор сохранился по периметру кроваво-красный след.
Черный и красный свет софитов. Декорации на съемочной площадке. Набальзамированные трупы. Мой доктор, мой друг, мертвый на полу своей спальни. Мне хочется верить, что теперь это просто истории. Наши физические тела — я хочу верить, что они не более чем бутафорский реквизит. Что жизнь, физическая жизнь, это всего лишь иллюзия.
И я верю, но только каждый раз это длится всего лишь мгновение.
Может показаться забавным, но в последний раз я видел отца живым на похоронах моего зятя, мужа сестры. Он был молод, мой зять. Ему не было и пятидесяти, когда у него случился удар. В церкви нам предложили «меню» — мол, мы можем выбрать два гимна, псалом и три молитвы. Все это сильно смахивало на заказ блюд в китайском ресторане.
Сестра вышла из смотровой комнаты, где находилось тело ее усопшего мужа. Она жестом пригласила нашу мать войти в комнату, сказав:
— Произошла ошибка.
Это существо в гробу, высохшее, одетое в костюм и загримированное, не имело ничего общего с Джерардом. Моя сестра сказала:
— Это не он.
Последний раз, когда я видел отца, он протянул мне галстук в синюю полоску и спросил, как его завязать. Я попросил его выпрямиться. Подняв воротник его рубашки, я, точно петлю, надел ему на шею галстук и стал затягивать узел. Я сказал ему: «Подними голову».
Это была оборотная сторона того мгновения, когда он показал мне фокус с зайцем, бегающим вокруг пещеры, и завязывал шнурки на моей самой первой паре обуви.
Это был первый случай за несколько десятилетий, когда моя семья в полном составе отправилась на мессу.
Когда я писал эти строки, позвонила мать и сообщила, что дедушка недавно перенес серию инфарктов. Он не может глотать, его легкие заполняются жидкостью. Мой друг, пожалуй, самый мой лучший друг, сообщил по телефону, что у него обнаружили рак легких. Дедушка живет в пяти часах езды от меня. Друг — на другом конце города. У меня есть работа, которую я должен делать.
Официантка в том баре любила спрашивать: «Что вы будете делать, когда состаритесь?»
Если я доживу до старости.
Я пишу эти строки как раз накануне последнего срока сдачи текста редактору.
Мой зять обычно называл оттягивание какого-либо дела до последней минуты «конфронтацией», такая манера придавала делам большую драматичность и значимость, а их исполнитель превращался едва ли не в героя.
— То, где я родилась, — любила вспоминать Джорджия О’Кифф, — и где и как я жила — совершенно не важно.
Она также говорила:
— Интерес представляет лишь то, что я делала, когда жила там.
Простите, если все это представляется вам немного поспешным и безнадежным.
Но так оно и есть.
Кажется, вспомнил…
Наименование: двадцать семь коробок леденцов к дню св. Валентина, стоимость 298 долларов.
Наименование: четырнадцать говорящих заводных птиц, стоимость 112 долларов.
По мере того как приближается пятнадцатое апреля, мой налоговый ассистент, Мэри, начинает названивать мне и интересуется:
— А это еще что такое?
Наименование: две ночевки в отеле «Хилтон», город Карсон, Калифорния.
Мэри спрашивает меня, каким ветром меня занесло в Карсон. Двадцать первое — мой день рождения. Что в этой поездке особенного, чтобы дать право на налоговые льготы?
Леденцы-валентинки, говорящие птицы, ночи в отеле «Хилтон» — видимо, они были так хороши, что я решил сохранить чеки. Иначе с какой стати мне это было делать? Спустя год я уже не помню, какое они вообще имеют ко мне отношение.
Вот почему, как только я увидел Ги Пирса из «Мементо», я точно знал, что сейчас мне наконец-то расскажут историю. Это был фильм про основную форму искусства нашего времени.
Про то, как делать заметки.