Фантастика 1962

Посреди небольшого зала в кресле сидел епископ баварский. Чуть позади на обычном стуле восседал полицей-президент Шуббарт. В уютном простенке между двумя окнами устроился секретарь его преосвященства монсеньор Штир. Поодаль, у самых дверей, высились два здоровенных полицейских, между которыми, как меж двух колонн, стояли Отто Брунцлау и Эрих Шлезке.

Незадачливый служащий Кассельского муниципалитета жадно ловил каждое слово профессора. Его же компаньон, напротив, понуро рассматривал прихотливую лепку потолка.

— Итак, облучая нейтронами какое-либо вещество, мы вызываем в нем наведенную радиоактивность, — распевал профессор Дроббер на мотив скорбной молитвы Оровезо из оперы “Норма”. — Затем мы определяем, какие и в каком количестве радиоактивные изотопы образовались в исследуемом образце. Этот метод, называемый радиоактивационным анализом, позволяет в короткий срок и с большой точностью определить качественный и количественный состав любого металлического изделия, совершенно не повреждая его. Надеюсь, господа, я излагаю понятно?

— Угу, — сказал епископ.

— Конечно, — заметил полицей-президент Шуббарт, который в силу своего положения обязан был понимать все.

Монсеньор Штир просто кивнул головой. Шлезке же и Брунцлау молчали.

— Нет никаких сомнений, — продолжал распевать профессор Дроббер, — что этот анализ в нашей лаборатории был бы проведен с большей эффективностью. Но мы вынуждены были привезти аппаратуру сюда — таково было пожелание его преосвященства. И я надеюсь, что он не будет сетовать, если мы немного замешкаемся,

— Подождем, — согласился епископ и обернулся к заключенным: — Так как же можете вы доказать, что донесение пробста нассельского монастыря — это не подделка?

— Ваше преосвященство, — с чувством сказал Шлезке, — ваше преосвященство, разве посмел бы я лгать вам? Нет, я не посмел бы лгать его преосвященству! Сколько лет прослужил я беспорочно и безгрешно? Я прослужил беспорочно и безгрешно сорок лет! И прошу заметить, что начинал я службу в качестве гражданского чиновника баварского, да, да, именно баварского епископства!

Аппарат профессора щелкнул, послышалось легкое жужжание и удовлетворенное мычание профессора.

— Так, так, — задумчиво протянул епископ, — почему же вы так долго держали этот важный документ у себя?

— Потому что я думал… Что я думал? Я думал, что пробст… некоторым образом… пробст был…

— Нет!!! — раздался вдруг громовой крик профессора. — Нет!!! Не может быть!

— Почему он кричит? — ’Поинтересовался епископ.

— Этого просто не может быть! Один элемент! Всего один элемент! — выкрикивал профессор Дроббер,

— Неужели чистейшая платина? — радостно встрепенулся полицей-президент Шуббарт.

— Платина? — переспросил Дроббер. — Какая платина? Нет, господа, я должен повторить. Это какая-то ошибка, какая-то чудовищная ошибка! Я обязательно должен повторить!

— Да будет так, — согласился епископ и вновь повернулся к Шлезке: — Итак, зачем же вы держали этот документ в тайне сорок лет?

— Да! В тайне! Сорок лет! — сурово подтвердил господин полицейпрезидент Шуббарт.

— Надеюсь, у вас не было для этого корыстных целей? — почтительно вмешался в импровизированный допрос монсеньор Штир.

Шлезке ошалело переводил глаза с одного должностного лица на другое и лихорадочно соображал, соврать ли ему или чистосердечно выложить все. Надумав что-то, Шлезке уж было открыл рот, но тут между ним и епископом выросла дородная фигура профессора Дроббера.

Профессор был в такой стадии взволнованности, что не мог уже говорить ни нараспев, ни просто. Он беззвучно раскрывал рот, напоминая персонаж немого фильма. Наконец Дроббер обрел способность выталкивать из себя отдельные слова:

— Шестьдесят третий… только шестьдесят третий, и ничего, больше… мой бог, чистый шестьдесят третий… Но откуда же, ваше преосвященство? Откуда? Это… это… Ваше преосвященство, скажите…

— Кажется, профессор что-то у меня спрашивает? — сухо осведомился епископ у монсёньора Штира. — Мне представляется, что это я должен спросить у профессора, что его так взволновало.

Секретарь понимающе наклонил голову, неслышными шагами подошел к профессору и протянул ему стакан с водой. Дроббер благодарно кивнул и сделал жадный глоток. Но, заметив обращенные на него недоуменные взоры епископа и господина Шуббарта, он, брызжа водой, закричал прямо, в лицо монсеньору Штиру:

— Ведь это европий! Стопроцентный европий! Понимаете ли вы, что это такое? Шестьдесят третий элемент — и ничего больше! Бог мой, это не галлюцинация? Нет?

— Европий? Ну и что же? — спросил епископ, начавший понимать, что профессор Дроббер взволнован неспроста.

— Но ведь до сих пор на всей планете этого элемента добыли не больше четверти грамма, — простонал профессор, угнетенный такой чудовищной необразованностью.

— Фю-ю-ю! — присвистнул полицей-президент Шуббарт, забыв об этикете и своем высоком чине. — Так это дороже, чем платина?