Фантастика 1964

— Люди сообщают, — продолжал председатель, когда стабилизаторы привели роботов в уравновешенное состояние, — что они прекрасно устроились и опять пользуются роботами, которые подходят им больше, чем мы. Прислан и график скорости совершенствования людей. Ясно видно, что скорость их развития намного превосходит нашу. Когда-то мы научились синтезировать белок. Вы помните и тот радостный момент, когда мы искусственно получили амебу. Теперь перед вами биологическая камера, где минуту назад окончилось формирование пока еще неизвестного существа.

Дверца биокамеры мгновенно распахнулась, изнутри выскочило длиннорукое, волосатое существо, в котором каждый хоть раз побывавший в зоопарке сразу бы признал орангутанга.

Снова зашипели стабилизаторы, успокаивая ученых.

— Человек не получен, — невозмутимо продолжал председатель, — но результат показывает, что мы на верном пути. Конечно, можно уже сейчас наплодить стада обезьян и дождаться, когда они сами собой превратятся в людей. Но это трудный, мучительный путь — как для нас, так и для них. К тому же нет уверенности, что такой естественный человек, созрев, опять не захочет скрыться от нас. Нет, мы сами создадим человека и вложим в него свою информацию номер один — любовь к роботам и механизмам вообще. Мое мнение — эксперименты продолжать…

Старик выключил телевизор, вышел на воздух.

Небо уже почернело, звезды остриями лучей приятно щекотали светочувствительную грудь старика. Легкий бриз накатывал свежие волны озона, и старик чувствовал, как мучительно-сладко разлагаются полимерные шарниры его суставов. Он прислушался к гулу моря, подрегулировал окуляры и опрокинулся в густую влажную траву.

Миллионы светящихся точек подмигивали старику с неба. Где-то на одной из них его братья роботы лихорадочно синтезируют человека. На другой — люди конструируют роботов.

— Да, мой друг, — пробормотал старик, — небо содержит гораздо больше тайн, чем знает наша школьная мудрость… Дважды два — четыре!

ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВ КОЛЛЕГА — Я НАЗВАЛ ЕГО ТАК

Гремит будильник. Я открываю глаза, полный надежд, что часы идут на час вперед. Но нет — мой второй будильник показывает тоже семь.

Второй будильник появился после того, как я окончательно понял, что одним меня не разбудишь.

Был момент, когда казалось, что недостаточно и трех.

Просыпаясь, я чувствовал себя еще довольно свежим. Но несколько минут борьбы со сном — и я встаю помятым, мечтающим только о том, как бы снова оказаться в постели. Что делать! — научная работа оставляла для отдыха все меньше и меньше времени.

И дело вовсе не в честолюбии, не в том, что по ночам мне снятся лавры великих. Мне снится другое. Даже дворники моих снов бормочут формулы, подметая мостовые моих снов.

Если не хочешь отставать от тех, кто задает тон в науке, нужно не меньше их и работать. Так что виноваты великие. А спят они — ох, и мало они спят!

Помнится, именно третий будильник заставил меня всерьез задуматься надо всем этим.

— Вот ты, взрослый человек, — говорил я сам себе, — автор многочисленных открытий, изобретатель, неужели ты ничего не можешь поделать с этим унизительным, недостойным, а порой и просто аморальным состоянием, каким является сон? Во сне вас может, переехать автомобиль, побить кучка распоясавшихся хулиганов. Вас вышвырнут с десятого этажа, плюнут в лицо, а вы? Проснетесь, умоетесь — и как ни в чем не бывало. А кому жаловаться?

Эти мысли приходили чаще и чаще, но по-настоящему я взялся за дело только после того, как несколько раз проснулся одетым. Это уж было слишком. И тогда я решился…

Конечно, идти по пути абсолютного избавления от сна одному было не под силу.

Электросон, гравитациосон, радиосон, плоскостопиесон — все эти направления, конечно, рано или поздно приведут к успеху. Многочисленные сотрудники больших современных лабораторий, брошенные на развитие этих направлений, уверены, что через каких-нибудь два—три десятка лет их труд увенчается успехом.

Конечно, для вечности этот срок — мгновение.

Для меня же это мгновение — лучший кусок моей творческой жизни. И если уж наука не дала мне абсолютного заменителя, то над частичным заменителем сна я мог подумать сам.

Эквивалент, биологический эквивалент — вот что следовало искать. Пусть некто спит вместо меня, пусть результаты процессов охваченного спячкой мозга идут своим ходом, снимаются специальным приемником, как снимаются адаптером мелодии с пластинок, и через своеобразный трансформатор передаются в очищенном виде моему бодрствующему и размышляющему мозгу.

Конечно, подыскать человека, согласившегося бы спать и за себя и за меня, было делом нелегким.

Круг моих знакомых ограничивался людьми науки, рассеянными милыми людьми, вся мягкость которых превращается в гранит, как только ситуация подталкивает их на лишний час сна. Нужный человек должен был быть несколько иным, другого, так сказать, плана. Одним словом, таким, чтобы ему было все равно: спать или заниматься чем-нибудь другим.