— Мне здорово повезло, что я вот так сразу поймал вас по телефону, — сказал Уэйнрайт, садясь на удобно изогнутый, почти невесомый стул. — Я улетаю вечером. Отправил один срочный груз — кстати, при помощи того самого Электронного Хозяина, или Князя, что ли, о котором вы писали. Это вы его имели в виду?
— Дэнси-Даймс? — Ее зеленовато-серые глаза улыбались. — О нет. Это уже старо… Тут, — она обвела рукой зал, — есть кое-что поинтересней. То есть не в кафе, разумеется, а во Дворце Правосудия. Аманоивато, Электронный Судья, представляете? До такого еще не додумались ни мы, ни русские. Да, кое в чем японцы нас здорово обскакали.
— Хм, любопытно, — отозвался недоверчиво Уэйнрайт. — А электронных полицейских они не завели?
— Пока нет, — сказала Дорис. — Вас, я вижу, это не очень-то заинтересовало. А зря. Это первоклассная сенсация, верьте мне. “Лук Инсайд” знает, что нужно читателям. Да я и сама знаю.
— Вашего журнала я не читаю, но в вас-то я верю, Дорис, — ответил Уэйнрайт. — Только, по-моему, тут японцы перемудрили. Машине в людях не разобраться.
— А хотите познакомиться с Аманоивато? — вместо ответа спросила Дорис. — Я ведь не случайно пригласила вас именно сюда. Сэити Гэндзи обещал прийти сюда ровно в час и дать мне интервью.
— Кто он?
— Он работает в Институте Дэйси Дзинко Буцу — Электронных Искусственных Существ. Конструировал и Дэнси-Даймс и Аманоивато. Останетесь? Я думаю, Гэндзи не будет возражать…
— Останусь, конечно.
К столику подошел рослый японец в черном костюме. “Никогда у этих японцев не поймешь, сколько им лет”, — подумал Уэйнрайт, глядя на его гладкое лицо и блестящие черные волосы с белой ниточкой пробора.
— Вот и Сэити Гэндзи! — Дорис пустила в ход самую лучезарную из своих улыбок. — Гэндзи-сан, это мой друг, мистер Уэйнрайт. Ничего, если он тоже послушает, как вы рассказываете об Аманоивато?
Японец, чуть поколебавшись, вежливо сказал:
— О, пожалуйста. Только рассказывать буду не я, а сам Аманоивато. Мы сейчас пойдем к нему.
Узкий дугообразный коридор кончался глухой стеной; Гэндзи приложил к ней тыльную сторону кисти, и стена раздвинулась. Открылся огромный сферический зал. В нижней его части амфитеатром располагались ряды низких кресел — они окружали небольшую, чуть приподнятую площадку в центре зала.
— Похоже на планетарий, — заметил Уэйнрайт.
— Это Аманоивато, — бесстрастно сказал Гэндзи.
— А где же он? — Уэйнрайт оглядывал высокий, мертвенно-белый купол.
— Вокруг, — ответил Гэндзи. — Вы внутри него.
— А зачем такой большой зал? — Дорис с профессиональной быстротой чертила стенографические значки в блокноте.
— Только для публики, — снисходительно улыбаясь, пояснил Гэндзи. — Аманоивато возбуждает большой интерес…
— Еще бы! — отозвалась Дорис. — И… неужели вход бесплатный?
— Насколько мне известно, какую-то ничтожную плату за вход здесь берут, — с явной неохотой ответил Гэндзи.
— Но что же такое этот Аманоивато? — спросил Уэйнрайт нетерпеливо.
— Аманоивато — нейродинамическая справедливость. Он неподкупен и вообще неподвластен человеческим страстям. — Гэндзи говорил, слегка понизив голос. — Между фактами он устанавливает однозначные логические связи.
— А мотивы, побуждения?
— Он угадывает их безошибочно, приписывая поступкам должные весовые коэффициенты, — пояснил Гэндзи. — Он ставит себя на место обеих сторон, рассматривая их конфликт как сложную игру с ненулевой суммой. Если помните, теория игр была создана вашим великим соотечественником Джоном фон Нейманом. Так вот, Аманоивато способен молниеносно выработать наилучшую стратегию для обеих сторон.
“Это здорово, — подумал Уэйнрайт. — Иметь бы такого юрисконсульта у себя в “Дженерал Атомик”.
— А программа? — сказал он вслух. — Какую вы ему дали программу?
— У него нет программы, — сказал Гэндзи. — Он выработал собственное отношение к миру за время полугодичного обучения на основе массы юридических прецедентов.
— А как же мне взять у него интервью? — спросила Дорис.
— Пожалуйста, Дорису-сан… Говорите либо по-японски, либо по-английски: он понимает оба языка, но сам говорит только по-японски… Вначале произнесите: сайбанте, то есть господин судья…
Дорис, заметно волнуясь, четко и раздельно произнесла несколько фраз по-японски. Через несколько секунд заговорил Аманоивато — низким, глубоким голосом, словно заполнявшим весь зал. Уэйнрайту стало как-то не по себе. Но Дорис прямо засияла от восторга.
— Он угадал, Сэити! Подумать только — угадал!
— Да, Дорису-сан… Это был очень остроумный вопрос. Но, к сожалению, запас времени, который мне выделили для интервью, весьма невелик. Нам пора уходить…
— Как жаль! — огорчилась Дорис.
Они вышли в коридор, и стена за ними бесшумно задвинулась.
— Да, но что означает “хакуме-но-соти”? — спохватилась Дорис.
Гэндзи тихо рассмеялся.
— Это он людей именует “белковыми устройствами”, “хакуме-но-соти “…
— Так что же вы сказали и что он ответил? — нетерпеливо спросил Уэйнрайт. — Объясните, наконец, Дорис!