Сначала Альберт молча перевел взгляд на свою грудь, загорелую, с золотистыми курчавыми волосами, под которыми ближе к краям глянцевито краснели три рубца, потом на руки, потом опять на грудь и закрыл глаза. Ягич наблюдала за ним безотрывно, нисколько не скрывая этого, но спокойно, с той профессиональной уверенностью, которая даже необычным ситуациям придает оттенок заурядной будничности.
– Чьи это руки? - прошептал Альберт, и, так как ему показалось, что она не услышала его шепота, он повторил громко, как на допросе: - Чьи это руки?
– Ваши, Альберт. А раньше - Сергея Чудновского.
– Пианиста?
– Да, пианиста.
– Ему было семьдесят два?
– Да, Альберт, семьдесят два.
– Доктор, сколько же мне? - Он ждал, но она не отвечала, и тогда он заговорил снова: - Допустим, доктор, вы выходите за меня замуж: кто будет обнимать вас, Альберт Валк, физик, двадцати девяти лет, или Сергей Чудновский, пианист, семидесяти двух лет? Хотя нет, давайте проще - сколько лет человеку, руки которого на три года старше его отца?
– Не надо, Альберт, - она взяла его руки, положила кисть на кисть и сжала крепко, как озябшие руки ребенка, - это твои руки, понимаешь, твои.
Глаза Альберта были по-прежнему закрыты. У правого, на полпути к виску, застряла слеза. Ягич высвободила руку, чтобы отереть ее, но Альберт стремительно повернул голову и прошелся щекой по подушке.
Она засмеялась: - Мальчик, мальчик, а сколько тебе лет?
– Ему? - Валк стоял в дверях, чересчур большой и чересчур бодрый. - Это вы у меня, доктор, спросите, сколько ему лет.
Усевшись на койку, Валк взял руки Альберта и, приказав сопротивляться, согнул их в локте и запястье. Затем, перебирая пальцы, снова приказал сопротивляться - сильнее, сильнее, еще сильнее! - и, наконец, хлопнув его но няечу, сказал громко и весело, как детский доктор мальчику, тяжело переболевшему:
– Все в порядке, сын. Можешь играть руками в футбол. Через неделю - вон из моей клиники.
– Отец…
– Я слушаю.
– Почему именно эти руки? Разве…
– Да, Альберт, были и другие. Но нужны были эти, именяо эти. Понимаешь, руки с огромной памятью. Гениальные руки.
Генрих АЛЬТОВ Порт Каменных Бурь
Полгода назад мне передали запись сообщения, посланного Зорохом с “Дау”.
Дешифровка сообщений, признанных безнадежно искаженными, - тяжелое ремесло. Дело не в трудности самой работы, это в порядке вещей. Страшно другое. Начиная работу, не знаешь, на что уйдут годы. Можно потратить жизнь - и расшифровать несколько ординарных сводок.
Таким, не имеющим особого значения, показалось мне вначале сообщение с “Дау”. Я не знал тогда, что смогу заглянуть на тысячи лет вперед.
Сообщение Зороха должно было лишь немногим опередить возвращающийся к Земле корабль. Однако до сих пор не удалось обнаружить “Дау”. Автоматы должны были каждый месяц повторять сообщения - таков общий порядок. Этих сообщений тоже нет.
Семьсот сорок метров темно-серой, местами совершенно черной ленты, засвеченной при аварии на спутнике внешней связи, - вот все, что я имел.
Иногда думают, что мы, дешифровщики, пользуемся какойто особой аппаратурой. Нет, у нас иное оружие - терпение и фантазия. Бесконечное терпение и ничем не скованная фантазия. Найти разрозненные, едва видимые штрихи, угадать их взаимосвязь и воссоздать картину - в этом суть нашей работы. Подобно художникам и поэтам, мы работаем в одиночку: фантазия требует тишины.
Отчет о дешифровке сообщения Зороха будет опубликован в ближайшем выпуске “Бюллетеня космической связи”. По традиции отчет содержит лишь абсолютно достоверное; это те самые штрихи, которые еще не дают представления о всей картине. Но по той же традиции я имею право на гипотезу.
Кто из нас не задумывался над вопросом: если коммунизм - предыстория человечества, что будет содержанием самой истории?
Уже в первой трети XXI века все люди получили условия, необходимые для существования. Давно прекратились войны.
Исчезли болезни и голод. Нет недостатка в жилье. Еще двадцать-тридцать лет - и мы создадим киберкомплексное производство, которое будет само развиваться и совершенствоваться. Исчезнут заботы, поглощающие ныне 90 процентов энергии человечества.
Так что же впереди?
Восстанавливая сообщение Зороха, я во многом полагался на интуицию: воображение по каким-то своим законам дорисовывало то, чего я не мог увидеть. Возможно, не все поверят в открытие, сделанное Зорохом в звездной системе Вольф 424.
У меня пока нет достаточных доказательств. И все-таки я утверждаю: еще не было открытий, столь важных для понимания будущего.
До Зороха никто не летал к звезде Вольф 424. Считалось, что такой полет ничего не даст науке. Действительно, 424-я - неинтересный объект. Две крошечные звезды, типичные красные карлики - класс звезд, хорошо изученных еще при первых полетах к Проксиме Центавра. Расчетами - многократно и надежно - было доказано, что в системе Вольф 424 не может быть устойчивых планетных орбит. Полвека 424-я была в стороне от космических трасс. А потом Бушард, работая со сдвоенным квантовым локатором, обнаружил у 424-й планету.